Но оказалось, что не один только Миша не мог уснуть в эту ночь. Его брат поначалу прекрасно уснул, расположившись на полу, он прекрасно адаптировался к местам в любой ситуации. Но, в эту ночь была, видимо полнолуние, неведомые силы заставили Сергея проснуться. Нет, это были, конечно, не неведомые силы, а обыкновенный луч света прожектора, который светил ему прямо в зелёные глаза. Сергей не терпел ситуации, которые выводили его из себя, своих эмоций он не скрывал, но умело мог держать их при себе. Свет в глазах относился к исключениям, пять минут лежать с мыслями «а может всё-таки перестанет» [знакомая каждому второму россиянину ситуация: храп соседа, «веселье, музыка и крики за окном или за стеной, и этот список можно продолжать бесконечно] не резон. Масло в огонь подливало ещё существование такого педанта, с повадками аристократа–дворянина, интеллигенции девятнадцатого века. И из-за всех этих причин Сергей как можно тише, чтобы никого не разбудить, попытался хоть какими-то остатками занавески перекрыть доступ света в комнату [как российские власти, только с газом и Украиной].
- Вы не спите? – удивлённым шёпотом спросил он у Виктории.
- Я и не спала, – так же тихо ответила девушка. Она держала в руках ценнейшие тексты документов, листов и ежедневников. – Это бессмысленно, к тому же моё любопытство взяло бы верх, и я обязательно прочитала бы хотя бы один листочек, даже несмотря на то, что могу окончательно ослепнуть.
- Оно вам надо?
- Надо, коль читаю.
- Раз так, то скажите мне, во-первых… вы на моём пальто лежите? – Орлов возмущённо бросил взгляд на чёрный рукав, свисающих с подоконника. – Я его вешал, чтобы оно после дождя высохло.
- Да, на вашем, – спокойно ответила Виктория, переворачивая лист [разговаривая, она читала одновременно]. – Увы, я не рискнула фамильярничать и просить у вас одеяла.
- Скромница какая, одеяла попросить не захотела, а молча на пальто...
- Если жалко, могу отдать, – голос её был невозмутим, железен и полон уверенности. – Только Мишу будить придётся.
-Не жалко, я хотел для себя о вас несколько вопросов…
- Это допрос, товарищ чекист? – Виктория подняла одну бровь, подозрительно бросила взгляд на Орлова.
- Во-первых, нет, не допрос и, во-вторых, я не чекист. По крайней мере, я ночью не вламываюсь в квартиры.
- Правда, что ли? – ухмыльнулась девушка. – У вас плохая память, Серго, а сегодняшняя ночь исключение? Ха-ха, теперь я вас так и буду называть: чекист Серго. Забавно, это как Дзержинский и Орджоникидзе вместе взятые.
Сергей начал понимать, что девица специально выводит его из себя, просекла откуда-то о вспыльчивом характере, поэтому не стал поддаваться на провокации. На малознакомые фамилии решил просто не реагировать.
- Любите сравнивать всё с вашими любимцами? И откуда это навязчивое желание у студентки актёрского факультета? Может, даже знаете их цвет глаз?
- Знаю, – ничуть не смутившись, по-прежнему отвечала Виктория. – У вас, например, такие же, как у Феликса, а у Миши – светло-карие, как у Кобы…
-Кто такие Феликс и Коба я не буду у вас спрашивать, – перебил её Сергей [дурак, а про цвет глаз, зачем спрашивал, ой дурак]. – Меня интересует другой вопрос, для каких целей вы завербовали моего брата. Вы в курсе, что он несовершеннолетний? Мне не нравится ваша организация, при этом вы настойчиво и успешно скрываете её цели.
- Да вы буквально прижали меня к стенке, – ухмыльнулась Виктория. – И почему такие смелые подозрения?
- То, что вы владеете НЛП, мне ещё месяц назад стало понятно. Такая незаметная, но действенная техника манипуляции используется только агентами или шпионами мирового уровня. Писать двумя руками умеете. О вас я знаю только то, что вы якобы учились в институте культуры на актрису. Возможно, там вас и научили мерить маски.
- Значит, по вашим словам, я британский агент, присланная в эту страну, чтобы посредством переворота развалить её? Мне британский генштаб дал взятку, и я вербую людей и пропагандирую идею революции. Так? Ну, вы меня, конечно, завысили. Прям до Ленинского уровня.
- Всё идет именно к этому. И историю вы, поэтому изучаете, дабы не допустить промахов при повторном перевороте. Что вас может выдать, так это имя.
- А кто сказал, что у меня настоящее имя? Кстати, – Виктория из под самого низа листов и папок достала тёмную книжку с кожаным переплётом и протянула Орлову. – Ежедневник вашего отца. Я не заглядывала, не имею права. Есть ещё несколько документов по поводу завещания, но их я верну вам потом. Николай Тимофеевич мог делать в нём какие-либо заметки по работе, поэтому прошу вас беречь его.
- Я знал, что он тут, в последний наш разговор он упоминал про номер адвоката, говорил, что тот может помочь нам… – печально проговорил Сергей, отворачиваясь от окна. – Теперь он ни к чему.
- Постойте... – одёрнула его девушка. – Вы взрослый и совсем не глупый человек, вы же прекрасно понимаете, что попав в круговорот событий запрещенной организации, пусть и не по своей воле, вы будете обязаны вступить в неё. Вы знаете куда больше, чем положено обычному человеку, вы знаете местонахождение штаба. Вам придётся принять звание и концепцию «интернационера».
- С какой стати? – Сергей медлённо развернулся. Слово «интернационер» вызвало у него в душе не понятие и негодование.
- Я не Зиновьев и Каменев,- отвечала она. – Я уговаривать не буду. Вы ценности-то представляете только благодаря знанию того, чего не положено.
- А если не вступлю добровольно, что же вы сделаете? – «Чекист Серго» угрожающе навис над «Британским агентом».
- Тоже самое, что и с лейтенантом Свиридовым. Только память мы вам сотрём не частично, а полностью.
- Уж лучше память сотрите. Выгоднее и целесообразнее.
- Вступив в нашу организацию, у вас появляется стопроцентная возможность найти убийц вашего отца. Вы же хотите этого?
Сергей лишь молча качнул головой. Нефритовые же глаза неистово сверкнули.
- Вы взрослый, и далеко не глупый человек, – тихо повторила девушка. – Вы знать должны, а Мише… пока не обязательно. Придёт время и он сам всё поймёт.
- К чему вы клоните?
- Мы не диссиденты. Были бы ими, давно сидели на цепи в жёлтом доме или в тюрьме какой…Революция самосознания всех людей – невозможна. Это утопия, к сожалению. Мы те, кто строго следует идеологии и катехизису. Мы знаем историю, знаем закон этой страны только для того, чтобы разрушить её раз и навсегда. Мы «интернационалисты – революционеры» или проще говоря «интернационеры».
Виктория явно ожидала водопада возмущений и протеста…Сергей всё спокойно выслушал, а вот Мише, который никак не мог заснуть, словно чем-то ударили по голове. Вот какие они…Так близко…
- И что же, вы революцию вершить хотите? – спросил Сергей.
- Хотим, уже давно. Но максимально бескровно.
- Это глупости, – отрезал Орлов, резко развернувшись спиной к окну и решительно отдаляясь от девушки. – Революции бескровными не бывают.
- Это вы ничего не понимаете… Делайте свою работу, то есть то, что вам скажут, – вслед произнесла она. – И кстати, если заметите, что ваш оболтус уже проснулся, направьте его ко мне. Я-то уже в своё время прочитала, а он – ещё нет.
1917
Письмо к товарищам большевикам, участвующим на Областном съезде Советов Северной области.
«Флот, Кронштадт, Выборг, Ревель могут и должны пойти на Питер, разгромить корниловские полки, поднять обе столицы, двинуть массовую агитацию за власть, немедленно передающую землю крестьянам и немедленно предлагающую мир, свергнуть правительство Керенского, взять эту власть.
Промедление смерти подобно.
Н. Ленин.*
8 октября 1917 года».
[Тёмная зала Смольного. Тёмная, потому что её больше не озаряет летнее солнце. Оно скрылось за хмурым октябрьским небом и появится вновь только через полгода. Люди северного города сетовали на бабье лето, хотя бы на то, чтобы на один день вернуть теплоту солнечных лучей, расцвет зелёных листочков, голубых васильков, которых теперь омывает холодная роса. И лишь немногих не докучала напрасная ностальгия по ушедшему в небытие, потому что они знали – грядут перемены, и вместо солнца небо озарит кроваво-красное знамя…