— Ты знаешь, мне никогда все эти эотасианские проповеди не нравились, — честно говорит Вайдвен. — Прощать трусов и подлецов, восхвалять слабых, все это похоже на… обыкновенное церковное вранье. Трусов и подлецов, вон, истовые эотасианцы повесили вдоль главного тракта. А слабых превратили в рабов те, кто служил богине власти, и все послушно терпели, потому что это ведь эотасианская заповедь — терпеть.
Эотас ярко и солнечно смеется, расцветая весенним ветром, и Вайдвен тут же понимает, что наговорил ерунды — этот мятежный рассвет никогда не стерпел бы подобного.
А еще мой жрец выставил моего святого из моего же храма. Друг мой, я никогда никого не учил восхвалять слабость! Но меня, в отличие от моей сестры, чарует иная сила смертных, и ее не так просто заметить.
— Это ты про сомнения? — Вайдвен фыркает, вложив в этот звук все свои способности к сомнению.
Нет, удивляет его Эотас.
— Доброту? — пробует он еще раз, чтобы не сдаваться сразу. — Справедливость?
Весенний рассвет обнимает его искристо и светло. Вайдвен озадаченно затихает и вслушивается в сияющий огонь, ожидая ответа.
Не стыдись слабости, друг. Стыдись, если не становишься сильнее.
***
Паргрунская крепость чернеет в снегах мертвой каменной глыбой. Солдаты перешептываются о ней и со страхом, и с восхищением: должно быть, от гномов там остались горы сокровищ! Но Вайдвен велит строго пресекать подобные разговоры, и Лартимор с Кавенхемом безоговорочно поддерживают его: в цитадели Дургана пропало слишком много людей, чтобы рисковать армией ради предположительных гор золота. Сайкем не верит в суеверные байки, но признает, что золотом не наешься, а оружие, что хранилось в крепости, наверняка уже пришло в негодность; армии как можно скорее требуется добраться до Дирвуда.
Провизии все меньше с каждым днем. В каждой деревне Дирвуда — уйма зерна. Каждая деревня Дирвуда — еще несколько недель без голода. Голод не спрашивает, какому богу ты поклоняешься; Вайдвен отлично понимает, что дирвудцам придется поделиться своими богатствами, примут они власть Божественного Короля добровольно или нет.
Армия обходит Батарею Дургана с запада: их путь лежит на запад, к долине у побережья, к цитадели Халгот. Вайдвен советуется с эрлами, не стоит ли сделать небольшой крюк и спуститься по перевалу с восточной стороны, к поселению под названием Сталварт, но те решают, что это не принесет пользы — Сталварт разорился, когда Аэдир отступил после Войны Непокорности, армии там нечем поживиться.
Впереди их ждет Холодное Утро — маленькая дирвудская деревушка у самых гор, у истоков реки Иске Иен. Разведчики докладывают, что лорд Унградр не прислал на защиту деревни ни одного отряда, хотя, несомненно, о наступлении редсерасцев уже известно всему Дирвуду. Солдатам не говорят об этом, но слухи разносятся все равно, и Вайдвен все чаще слышит изумленные шепотки, чувствует испуганные и неверящие взгляды: избранник Эотаса ведь не прикажет им убивать безоружных крестьян, они ведь не осквернят солнечные штандарты подобным преступлением…
Вайдвен не знает, сможет ли отдать такой приказ и потом хоть раз в жизни заснуть спокойно.
Дирвудцы в его армии уже перемешались с редсерасцами, но сейчас, по другую сторону границы, недоверие вернулось снова: одно дело читать молитвы, другое — сражаться против своих. Редсерасские каноны, помимо веры и надежды, учат бдительности прежде всего прочего.
Не предадут ли? Не сбегут ли? Не промедлят нанести удар или закрыть от удара?..
Вайдвен подходит к одинокому дирвудцу у ночного костра; тот порывается встать для подобающего приветствия, но Вайдвен машет рукой: еще чего. Сев рядом, Вайдвен вспоминает его имя: Воден. Воден, который просто хотел поступить правильно.
Воден долго молчит, а потом шумно вздыхает и выпаливает:
— Ты ведь не прикажешь нам убивать их?
— Я бы очень хотел сказать «нет», — честно отвечает Вайдвен. — Я дам им выбор — это я обещаю. Но если они откажутся…
Воден глухо кашляет, отвернувшись в сторону.
— Они не откажутся. В Холодном Утре горстка крестьян против пяти тысяч редсерасской пехоты и пяти сотен кавалерии. Конечно, они не откажутся.
Вайдвен не уверен, кого Воден пытается убедить — Божественного Короля или себя самого. Не дожидаясь ответа, дирвудец вытряхивает из трубки пепел и набивает ее табаком по новой. Вайдвен неодобрительно морщится, но ничего не говорит.
— Брат приучил, — будто бы извиняясь, поясняет Воден. — Командир запрещает курить, вот я… потихонечку, пока все спят. Строго тут у вас всё… ни курева, ни питья нормального. В Дирвуде полегче бы с такими законами, а то так и до восстания недолго.
Вайдвен смешливо фыркает.
— Запомню.
Воден затягивается и выдыхает душистый дым в сторону костра, прочь от палаток. В холодном воздухе предгорий тот тает медленно, еще успевая покружиться у огня.
— Где твоя родня? — помолчав, спрашивает Вайдвен.
— В Позолоченной Долине. Это на западе, далеко. К северу от Бухты Непокорности. Они… они не хотели встревать в эту войну. Но теперь им, наверное, придется.
— Теперь всем придется.
— А если мы проиграем? — вдруг спрашивает Воден, повернувшись и глядя Вайдвену в глаза. — Что тогда?
Вайдвен тянется к огню внутри — он не знает ответа. Эотас пробуждается мягким рассветным сиянием, лучится сквозь зрачки и кожу; у костра разом становится теплее. Воден жмурится с непривычки, не в силах выдержать божественный свет.
— Проиграем? — переспрашивает Эотас, улыбаясь губами Вайдвена. — А что будет, если рассвет проиграет грядущему дню?
Комментарий к Глава 16. Белый Переход
Замечательная история про ботинки, которую я просто не могла пропустить: https://pillarsofeternity.gamepedia.com/Boots_of_the_Long_March
========== Глава 17. Холодное Утро ==========
Холодное Утро не встречает их распахнутыми объятиями. Вайдвен глядит на ограждающий деревню частокол с хлипкими воротами и думает, что даже если все жители деревни встанут на защиту своего дома, это не задержит армию и на день. За пару часов Холодное Утро станет Теплым от пожаров, которые превратят его в пепелище с сотней безоружных мертвецов.
Староста деревни держится храбро, хоть предательская бледность и не покидает его лица. Эотасианский жрец, вышедший вместе с ним за ворота, так и вовсе белее снегов Белого Перехода. Вайдвен приветствует их с уважением, приличествующим их смелости; не каждый отважился бы выйти навстречу пятитысячной армии во главе со святым, несущим в себе бога.
— Вы обещаете защиту и покровительство, но у меня и доверенных мне людей нет ничего, кроме вашего слова, — осторожно произносит староста. Этого хватает, чтобы Кавенхем и Сайкем, сопровождающие Вайдвена, взялись за рукояти мечей: недоверие чужака, деревенского простолюдина, к Божественному Королю само по себе является преступлением, достойным немедленной кары. Что бы ни думал Сайкем о святости своего правителя, кодекс чести вассала не позволяет терпеть подобного. Староста немедленно спешит исправиться:
— Лорд Унградр придет в ярость, узнав, что Холодное Утро примкнуло к королевству Редсераса! Хотя бы сотня солдат…
Жителям Холодного Утра некуда бежать. В любом уголке Дирвуда они будут изменниками, которых вздернут или посадят на кол, едва только правда станет известна. Граница с Редсерасом — неприступная горная стена, а за ней — мертвые поля, нищета и голод.
— НЕТ, — говорит Вайдвен. — КОГДА НАД БУХТОЙ НЕПОКОРНОСТИ ПОДНИМЕТСЯ МОЕ ЗНАМЯ, ВАМ НЕ ПОТРЕБУЕТСЯ ЗАЩИТА.
Староста бросает взгляд на разбитый невдалеке от деревни огромный лагерь. На штандарты с железным солнцем. На Сайкема, не убирающего ладони с рукояти меча. И поступает мудро: не произносит ни слова о том, что Святой Вайдвен через пару месяцев, может, будет гнить в дирвудской земле, а все Холодное Утро присоединится к нему немногим позже.
— ЕСЛИ ВОРОТА ХОЛОДНОГО УТРА НЕ ОТКРОЮТСЯ К ПОЛУДНЮ, Я ОБРАЩУ ИХ В ПЕПЕЛ. ВЫ ВОЛЬНЫ ВЫБИРАТЬ.
Холодное Утро принимает покровительство Божественного Королевства за полтора часа до полудня. И Вайдвен думает, что утра холоднее сегодняшнего эта забытая богами деревня у склонов пограничных гор еще не видела.