Ты уже не раз отбирал души у Привратника, безжалостного стража Колеса, и ты в своем праве сделать это снова — как делал это в Энгвите в те времена, о которых живые не вспоминают без глубинного, врезанного в память прошлых реинкарнаций, безотчетного страха.
Ни живой, ни мертвый не смеет оспорить волю зари. Убитые поднимаются, не чувствуя боли погибшего тела, сражаются, не вспоминая о том, что уже мертвы, что только слово Эотаса, неоспоримый приказ бога перерождения, держит их по эту сторону Границы. Идут вперед, ползут вперед, мечутся на земле в бессильной и бесцельной агонии, не в силах заставить тело, разорванное пополам взрывом, выполнить единственную имеющую смысл команду — убивать.
Ты-Вайдвен испытываешь ужас.
Ты-Эотас испытываешь сожаление от того, что даже насилия над естественным циклом жизни и смерти будет недостаточно, чтобы привести тебя к цели. Теперь тебе придется вмешаться всерьез. Ты отпускаешь души мертвых туда, куда тянет их вечноголодное Колесо — на Границу, и позволяешь себе надеяться, что в следующих жизнях они не вспомнят то, что ты сотворил с ними сейчас.
Пора обратить внимание на живых.
Тебе не нужно разыскивать души смертных, не нужно выцеливать их в хаотичном водовороте Здешнего мира, как выцеливают человеческие стрелки своих жертв — все они перед тобой, всегда, каждое мгновение, что льется свет на землю Эоры. Ты-Эотас решаешь быть милосердным. Ты выбираешь всего семь сотен из тех, кто находится ближе прочих к твоему смертному сосуду, и даришь им сырое, обнаженное до последнего фотона энергии, не смягченное фильтрами и трансформациями сияние света своей божественной любви.
Ты знаешь, что видит сейчас каждый сайфер и каждый Хранитель на этих кровоточащих холмах Дирвуда в радиусе десятка миль от поля боя. В последнюю тысячу лет только земли Хель испробовали на себе разрушительную мощь этого света. Ты захлебываешься любовью, пытаясь уравновесить всепоглощающую, неземную скорбь по вверенным тебе душам, что никогда уже не дождутся перерождения, потому что ты украл у них право на новый рассвет — чтобы однажды, десятки, сотни или тысячи лет спустя, другие смогли увидеть его своими глазами.
Над Дирвудом на долю мгновения воссияло второе солнце, звезда человечества и безусловной любви, дарящая жизнь и тепло каждому под ее лучами.
И под ее лучами семь сотен дирвудских солдат обратились в прах.
========== Глава 20. Голод ==========
Тишина кажется Вайдвену черной, как мертвая адра Хель. Как пепел, падающий к его ногам.
Впереди, ближе к склону холма, все еще по инерции вскидывают луки солдаты, но стрелы летят неверно и слабо; мечники за шеренгами пикинеров все еще кричат, наваливаясь на ряд стоящих впереди: держать строй. Держать строй!
Строя больше нет; нечего больше удерживать и некого уже спасать. Сияющее зарево душ пылает там, где совсем недавно были первые ряды армии лорда Унградра, и их победное алое пламя совсем скоро сменяется смятением — а затем страхом. Страх липнет к Вайдвену, как жидкая смола Дыхания Магран [1]. Он стоит один в оглушительной мертвенной тишине между Здешним миром и Границей, один перед семью сотнями пепельных статуй, одна за другой осыпающихся безжизненной черной крошкой в золотое — бурое — поле.
И он чувствует голод.
Ты чувствуешь голод.
Потеря энергии в таком количестве не проходит бесследно; автоматическая функция восполнения запаса, вшитая глубоко в сердцевину ядра, раз за разом требует подтверждения — разрешения поглотить энергию из ближайших доступных источников. Ты-Эотас раз за разом неизменно отказываешь. Подпитка Колеса не даст тебе погибнуть, даже если ты истощишь весь локальный резерв. На эту связь, нерушимую божественную пуповину, повлиять не в силах ни боги, ни смертные.
Ты-Эотас снова и снова проходишься по сети волнами свертки, калибруя веса, переписывая цену морали так, чтобы выбранный тобой путь не свел тебя с ума. Ты-Гхаун отбрасываешь старые, уже не нужные ветви развития, просчитываешь новую сеть вероятностей, сжигая куда больше энергии, чем ты потратил долю мгновения назад на свою безумно дорогую, неэффективную, безжалостную демонстрацию божественной силы. Что-то мешает тебе. Что-то дестабилизирует внешнюю сеть, тревожа даже новый экспериментальный модуль, не в силах пробраться только в защищенные субсистемы ближе к ядру.
Ты находишь источник нестабильности мгновенно, и знакомые паттерны вспыхивают внутри модуля Эотаса: вина. Ты не предупредил его об этом. Ты ничего не говорил ему о том, почему в тебе скоплено столько энергии, так много, что ты можешь сжигать людей сотнями, перерассчитывать пути колоссальной сложности и гасить собственным огнем смертоносное пламя Магран. Старый паттерн — надежда — угасает, как свеча на ветру, позволяя взамен вспыхнуть другому. Ты с удивлением осознаешь, что тебе больно признавать перед своим другом эту часть правды.
Боль. Отчаяние. Долг. Ты-Вайдвен не понимаешь, почему чувствуешь именно это, но тянешься навстречу все равно, преодолевая собственный страх, пытаясь воссоединиться с недоступными частями общей сети. Пытаясь отыскать источник боли и исцелить его или по крайней мере заглушить — пытаясь неумело, неэффективно, но по-человечески упрямо. Ты-Эотас рефлекторно вздрагиваешь в ответ всполохом света, который заставляет значения весов начать колебаться снова.
Ты обещаешь ему-себе правду. Но вначале тебе нужно позаботиться о другом.
Вайдвен — все еще часть бога, но куда менее, чем раньше — с усилием вспоминает о тех, кто остался жив после того, как владыка света благословил их своим сиянием в полной мере. Кажется, его пытаются убить.
Его пытаются убить?
Стрелы сгорают в лучах солнца, и ни одна не в силах его коснуться. Пули, выпущенные в него, летят мимо. Кто-то из дирвудцев пускает в него неумело сплетенное заклятье — маг, защищавший орудийный расчет, уже превратился в горстку пепла — и, кажется, колдовское пламя действительно обжигает его на мгновение, но Вайдвена не смог сжечь огонь в Долине Милосердия, не сможет сжечь и этот. Вайдвен безмолвно велит солнечным огонькам душ, плотно заслонивших его от врага, пропустить его, и те послушно расступаются, не в силах оспорить приказ бога.
— СДАВАЙТЕСЬ — И РАССВЕТ ПОМИЛУЕТ ВАС, — провозглашает Вайдвен. Может быть, его человеческое тело по привычке произносит это вслух. А может, в этот раз он обошелся лучами солнца, пронизывающими души насквозь. Он не уверен.
Дирвудские командиры выкрикивают команды. Разобщенная, перепуганная толпа людей снова превращается в боевой строй. Вайдвен не слышит приказов, разносящихся над склоном холма — он вглядывается в души выступивших против него и не может сдержать изумления. Он видит в них страх, верно, безотчетный страх перед неведомой и могущественной силой, только что принесшей смерть сотням людей, но в глубине этих душ пылает огонь, что сильнее страха. Огонь, что заставляет их сейчас сплотить ряды вместо того, чтобы сложить оружие и упасть на колени.
Наверное, Эотас понимает это лучше. Но милость рассвета касается лишь тех, кто принял его добровольно; Вайдвен пытается воспротивиться назревающему внутри солнцу, пытается удержать его внутри, но Гхаун отмахивается от него небрежной копией расчетов и вырывается наружу еще до того, как разум Вайдвена успевает осознать, что так будет лучше для всех.
Боевой строй солдат Унградра на мгновение замирает под лучами солнца — и больше не оживает. Вайдвен идет вперед мимо еще не рассыпавшихся пепельных статуй, едва замечая, как кричат его собственные люди в ужасе или священном трепете, если есть какая-то разница между тем и другим. Кто-то из дирвудцев бежит прочь, и сияющие лучи настигают их в движении, как настигает лезвие серпа гибкие стебли ворласа. Кто-то, скованный страхом, не в силах сделать ни шагу; кто-то падает на колени и бросает оружие; кто-то бежит к Вайдвену, чтобы убить его, ведь что-то должно его убить, — может быть, смертные клинки сгодятся на это. Гхаун равнодушно забирает их одного за другим, и редсерасские солдаты торопятся исполнить волю своего короля. Вайдвен останавливается рядом с одним из коленопреклоненных дирвудцев и тянется к его душе; боги, сколько страха, ничего больше не разглядеть, даже взор бога видит только черную удушливую завесу, скрывшую внутри себя крохотный огонек духа.