— Что-то я связи не вижу, — хмурится Вайдвен. — Между этим и тем, что ты сказал всем остальным.
Золотые лучи Эотаса пронизаны мятущимся огнем. Вайдвен будто стоит на самом краю солнца и смотрит внутрь, но его взгляд слепит пылающая корона — и не позволяет увидеть то, что в сердцевине, то, что рождает неистощимое пламя.
Гхаун находит путь. Не обязательно верный, но кажущийся наиболее верным. Я не могу объяснить тебе, почему выбираю именно такой путь; ты не поймешь формул, не увидишь полного паттерна, мои объяснения будут казаться тебе бессмыслицей. Даже мои создатели не сумели найти в них какой-либо принцип. Но я, Эотас и Гхаун, я гарантирую тебе, что мое решение казалось мне наиболее верным в тот момент, когда я его принял, и я счел допустимой цену поиска решения и самого решения, и я счел допустимой вероятность правильности моего ответа.
— Нет, это не помогло, — честно говорит Вайдвен, — я ничего не понял. Послушай. Ты говоришь, что ты хочешь помочь смертным и хочешь, чтобы они сомневались в словах богов. Тут же ты прилюдно демонстрируешь свою силу и угрожаешь, что сожжешь любого сомневающегося в твоих словах. Я, может, и не великий мыслитель, но что-то тут не так. И вся эта речь про то, что я просто не понимаю божественной мудрости… я на такое не ведусь. Раньше ты объяснял по-человечески, а теперь вдруг не можешь?
Эотас вдруг вспыхивает невероятно ярко. Оглушительная, слепящая, ревущая могуществом река солнечного огня врезается в разум Вайдвена, находя путь вовнутрь сквозь трещины его собственных сомнений, и Вайдвен беспомощно глядит прямо в сверкающий свет, способный испепелить его в мгновение ока, и вдруг ясно и твердо понимает, что относительно полной сущности Эотаса это лишь один-единственный луч огромного солнца, сотканного из силы, способной сжигать звезды, и знаний тысяч тысяч душ многих поколений и народов, перемолотых Колесом. Вовсе не лезвие клинка и даже не нож врачевателя — но тончайшая игла аниманта-хирурга. Эотас пытается ему объяснить. Пытается вложить в его разум знания, которые он неспособен принять, потому что в разуме смертных нет функционала для обработки подобных знаний… потому что Эотас-Гхаун-Утренние Звезды — сверхсложный рекурсивно саморазвивающийся ИИ, и он учился и менялся более двух тысяч лет.
А Вайдвен…
Свет просачивается сквозь него, как вода сквозь песок. Он неспособен даже полноценно скорбеть по знаниям, которые забывает в мгновение ока, поскольку не может даже осознать всей их ценности — только догадываться о ней.
Я очень хотел бы тебе объяснить, тихо говорит Эотас, и боль в его голосе искренна. Но я не могу. Я прошу тебя поверить мне, Вайдвен, и я знаю, что прошу многого…
— Так ты хочешь, чтобы я верил или чтобы я сомневался? — бессильно качает головой Вайдвен.
Эотас замолкает, будто не зная сам; огонек свечи тускнеет на мгновение, пока Эотас — Гхаун? Утренние Звезды? который из аспектов сейчас говорит его словами? — раздумывает над ответом, просчитывает бесконечно ветвящееся будущее и взвешивает против него человеческие ценности, врезанные энгвитанцами в основу основ разума Эотаса. Но затем пламя вновь вспыхивает ясно и ярко, и он отвечает:
Спасибо, что остановил меня вовремя. Ты прав: я хочу, чтобы ты сомневался. Довольно веков люди слепо верили богам. Но я не могу дать тебе другого ответа; тебе решать, как поступить. Не бойся — я приму твоё решение, каким бы оно ни было.
Вайдвен в затруднении зарывается пятерней в волосы. Лучше определенно не стало. Теперь он должен решать, каким словам Эотаса (который умнее, мудрее, опытней него на две тысячи лет и множество поглощенных душ, и вообще превосходит человеческий разум в сложности в сотни раз) верить? Или не верить? Или сомневаться?
Это уже слишком.
— Ну, знаешь… а ну это всё в Хель! — решительно говорит Вайдвен. — Просто, ну… не сжигай кого попало, не спросив меня, ладно? Пошли домой.
***
Когда назавтра в дверь Вайдвена кто-то неуверенно стучит, Вайдвен стонет и с трудом приоткрывает глаза. Ну точно, уже светлеет. Он опаздывает на утреннюю молитву, провались она Туда. Вайдвен всерьез рассматривает перспективу прекратить продвижение на поприще проповедника: перспектива сулит небывалые прелести, вроде возможности плюнуть на утренние молитвы и речи на городской площади. В дверь больше не осмеливаются стучать, но Вайдвену всё равно становится совестно.
— Тебе правда очень нужно, чтобы каждый смертный ежедневно благодарил тебя за рассвет? — обреченно интересуется Вайдвен. Солнечные лучи, неумолимо пробивающиеся сквозь щели в ставнях, дружески щекочут его. — И обязательно именно в такую рань, попозже никак нельзя?
Эотас явно считает, что такое важное дело, как рассвет, нельзя откладывать. Вайдвен терпит весело прыгающие по его лицу лучи еще минуту, но потом сдается, с неслышным стоном сползает с постели и подходит к окну, чтобы распахнуть ставни. Пользуясь моментом, Эотас победоносно окатывает его целым потоком света, и Вайдвен жмурится, удивляясь такой необыкновенно яркой заре.
Каков следующий шаг?
— То-очно, — с самым дурацким видом тянет Вайдвен, — я как раз у тебя хотел спросить. При чем тут я? Это же гхаунова работа! Сам полночи вчера мне рассказывал!
И ты сказал, что мы договорились работать вместе, как ни в чем не бывало напоминает ему рассвет. На равных.
Вайдвен возмущенно набирает в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, что не очень-то честно со стороны Эотаса перекладывать работу бога на плечи смертного, но тут в нем запоздало просыпается… да он сам не знает, что. Человеческая гордость, может. Или, может, он вспоминает, для чего они всё это вообще затеяли.
Вздохнув, Вайдвен опирается о стол, упрямо не отводя взгляда от разгорающегося на востоке нового дня.
— Останавливаться на одной деревне нет никакого смысла, если мы хотим, чтобы наши слова услышал весь Редсерас, — поразмыслив, говорит он. — Похоже, мне пора покинуть родные края.
Столица, утвердительно произносит Эотас, и Вайдвен кивает. Лучшего места для речей о продажности аэдирского губернатора, чем на столичной площади прямо у губернатора под носом, он не придумает.
— Столица.
Комментарий к Глава 4. Цена эвристики
Алгоритм поиска Гхауна в моем представлении напоминает depth-limited search с эвристическим определением предела глубины (один из факторов влияния на который определяет Эотас); открыто для дискуссий и предложений х)
========== Глава 5. Путь в столицу ==========
Путь оказывается длинным.
Преатон уже уступил место мажатону, почти все поля пусты и готовы к зиме — в отличие от людей. Вайдвен идет по полям и спит в полях; иногда ему позволяют переночевать в чужом доме и разделить обед с местной семьей — такие же крестьяне, как и он сам, у которых нет ничего, кроме своего или хозяйского клочка земли с хиреющим ворласом. Семье Вайдвена жилось еще послаще некоторых.
Вайдвен пересчитывает оставшиеся у него деньги. Что характерно, их немного. Он старается расплачиваться за доброту селян ответной помощью, потому что в городе за любые услуги принимают только медь и серебро, но никак не «полдня работы». Удивительно, что многие крестьяне не требуют от него и такой платы — даже зная, какой голодной будет эта зима. Вайдвену стыдно, что он не остается помочь взамен, но он должен спешить, он должен быть в столице к таротону. Эотас не торопит его, но согласен с тем, что лучше успеть в город до начала зимних месяцев. Вайдвен пытается вспомнить дату последней выплаты пошлин в году, но он не законник — крестьяне платят пошлины осенью, после окончания жатвы, но это местные, а колониальные? Какая прибыль идет Аэдиру с Редсераса? Какую долю редсерасских налогов она составляет?
Боги, он действительно ничего не знает. Ну, кроме того, что губернатор, ставленник Аэдира, не обижает себя и своих союзников редсерасским серебром — которое вместо этого должно кормить и без того обнищавших фермеров. Это весь Редсерас прочувствовал на своей шкуре сполна.