Атос рассмеялся:
— Нет ничего легче, герцогиня. За час до вашего приезда некий всадник, ехавший с важным поручением, обратился к этому же самому священнику с просьбой о ночлеге. Священника как раз позвали к умирающему, и он собирался ехать на всю ночь не только из дома, но и вообще из деревни. Тогда служитель божий, вполне доверяя своему гостю, который, мимоходом заметим, был дворянин, предоставил в его распоряжение свой дом, ужин и спальню. Таким образом Мари Мишон просила гостеприимства не у самого священника, а у его гостя.
— И этот гость, этот путешественник, этот дворянин, приехавший до нее?..
— Был я, граф де Ла Фер, — сказал Атос и, встав, почтительно поклонился герцогине де Шеврез.
Герцогиня с минуту молчала в полном изумлении, но вдруг весело расхохоталась.
— Честное слово, это презабавно! — воскликнула она. — Оказывается, что эта сумасбродная Мари Мишон нашла больше, чем искала. Садитесь, любезный граф, и продолжайте ваш рассказ.
— Теперь мне остается только покаяться, герцогиня. Я уже говорил вам, что ехал по очень важному делу. На рассвете я тихонько вышел из комнаты, где еще спал мой прелестный товарищ по ночлегу. В другой комнате спала, откинув голову на спинку кресла, служанка, вполне достойная своей госпожи. Ее личико меня поразило. Я подошел поближе и узнал маленькую Кэтти, которую наш друг, Арамис, приставил к ее госпоже. Вот каким образом я догадался, что прелестная путешественница была…
— Мари Мишон, — живо докончила герцогиня.
— Мари Мишон, — повторил Атос. — После этого я вышел из дома, отправился на конюшню, где меня ждал мой слуга с оседланной лошадью, и мы уехали.
— И вы больше никогда не бывали в этом селении? — быстро спросила герцогиня.
— Я был там опять через год.
— И?
— Мне хотелось еще раз повидать доброго священника. Он был очень озабочен одним совершенно непонятным обстоятельством. За неделю до моего второго приезда ему подкинули прехорошенького трехмесячного мальчика. В колыбельке лежал кошелек, набитый золотом, и записка, в которой значилось только: «11 октября 1633 года».
— То самое число, когда случилось это странное приключение! — воскликнула г-жа де Шеврез.
— Да, и священник ничего не понял; ведь он твердо помнил, что провел эту ночь у умирающего, а Мари Мишон уехала из его дома раньше, чем он вернулся.
— А знаете ли вы, сударь, — сказала герцогиня, — что Мари Мишон, вернувшись в тысяча шестьсот сорок третьем году во Францию, тотчас же стала разыскивать ребенка? Она не могла взять его с собой в изгнание, но, вернувшись в Париж, хотела воспитывать его сама.
— Что же ответил ей священник? — спросил, в свою очередь, Атос.
— Что какой-то незнакомый ему, но, по-видимому, знатный человек захотел сам воспитать его, обещал позаботиться о нем и увез с собой.
— Так и было на деле.
— А, теперь я понимаю! Этот человек были вы, его отец!
— Тсс! Не говорите так громко, герцогиня: он здесь.
— Здесь! — вскричала герцогиня, поспешно вставая с места. — Он здесь, мой сын! Сын Мари Мишон здесь! Я хочу видеть его сию же минуту!
— Помните, что он не знает ни кто его отец, ни кто его мать, — заметил Атос.
— Вы сохранили тайну и привезли его сюда, чтобы доставить мне такое счастье? О, благодарю, благодарю вас, граф! — воскликнула герцогиня, схватив руку Атоса и пытаясь поднести ее к губам. — Благодарю. У вас благородное сердце.
— Я привел его к вам, сударыня, — сказал Атос, отнимая руку, — чтобы и вы, в свою очередь, сделали для него что-нибудь. До сих пор я заботился о его воспитании, и, надеюсь, из него вышел вполне безупречный дворянин. Но теперь мне снова приходится начать скитальческую, полную опасностей жизнь участника политической партии. С завтрашнего дня я пускаюсь в рискованное предприятие и могу быть убит. Тогда у него не останется никого, кроме вас. Только вы имеете возможность ввести его в общество, где он должен занять принадлежащее ему по праву место.
— Будьте спокойны, — сказала герцогиня, — в настоящее время я, к сожалению, не пользуюсь большим влиянием, однако я сделаю для него все, что в моих силах. Что же касается до состояния и титула…
— На этот счет вам не надо беспокоиться. На него записано доставшееся мне по наследству имение Бражелон, а вместе с ним десять тысяч ливров годового дохода и титул виконта.
— Клянусь жизнью, вы настоящий дворянин, граф! Но мне хочется поскорее увидать нашего молодого виконта. Где он?
— Рядом, в гостиной. Я сейчас приведу его, если вы позволите.
Атос пошел было к двери, но герцогиня остановила его.
— Он красив? — спросила она.
Атос улыбнулся.
— Он похож на свою мать, — сказал он.
И, отворив дверь, Атос знаком пригласил молодого человека войти.
Герцогиня де Шеврез не могла удержаться от радостного восклицания, увидев очаровательного юношу, красота и изящество которого превосходили все, чего могло ожидать ее тщеславие.
— Подойдите, виконт, — сказал Атос. — Герцогиня де Шеврез разрешает вам поцеловать ее руку.
Рауль подошел, мило улыбнулся, опустился, держа шляпу в руке, на одно колено и поцеловал руку герцогини.
— Вы, должно быть, хотели пощадить мою застенчивость, граф, — произнес он, оборачиваясь к Атосу, — говоря, что представляете меня герцогине де Шеврез. Это, наверное, сама королева?
— Нет, виконт, — сказала герцогиня, глядя на него сияющими от счастья глазами. Взяв его за руку, она усадила его рядом с собой. — Нет, я, к сожалению, не королева, потому что если бы была ею, то сию минуту сделала бы для вас все, чего вы заслуживаете. Но как бы то ни было, — прибавила она, едва удерживаясь от желания поцеловать его чистое чело, — скажите мне, какую карьеру вам бы хотелось избрать?
Атос смотрел на них обоих с выражением самого глубокого счастья.
— Мне кажется, герцогиня, — сказал Рауль своим мягким и вместе с тем звучным голосом, — что для дворянина возможна только одна карьера — военная. Господин граф, думается, воспитывал меня с намерением сделать из меня солдата и хотел по приезде в Париж представить меня особе, которая сможет рекомендовать меня принцу.
— Да, понимаю. Для вас, молодого воина, было бы очень полезно служить под начальством такого полководца, как он. Постойте… как бы это устроить? У меня с ним довольно натянутые отношения, так как моя родственница, госпожа де Монбазон, в ссоре с герцогинею де Лонгвиль. Но если действовать через принца де Марсильяка… Да, да, граф, именно так. Принц де Марсильяк — мой старинный друг, и он представит виконта герцогине де Лонгвиль, которая даст ему письмо к своему брату, принцу. А он любит ее так нежно, что сделает все, чего бы она ни пожелала.
— Вот и отлично! — сказал граф. — Только разрешите мне просить вас поторопиться. У меня есть веские причины желать, чтобы виконта завтра вечером уже не было в Париже.
— Надо ли сообщать о том, что вы принимаете в нем участие, граф?
— Для его будущности было бы, пожалуй, лучше, чтобы никто даже не подозревал о том, что мы с ним знаем друг друга.
— О, сударь! — воскликнул Рауль.
— Вы же знаете, Бражелон, — сказал Атос, — что я ничего не делаю без причины.
— Да, граф. Я знаю, что вы в высшей степени предусмотрительны, и готов, как всегда, вам повиноваться.
— Послушайте, граф, оставьте виконта у меня, — сказала герцогиня. — Я пошлю за князем Марсильяком, который, к счастью, сейчас находится в Париже, и не отпущу его до тех пор, пока дело не будет слажено.
— Благодарю вас, герцогиня. Мне сегодня придется побывать в нескольких местах, но к шести часам вечера я вернусь в гостиницу и буду ждать виконта.
— А что вы делаете вечером?
— Мы идем к аббату Скаррону, к которому у меня есть письмо и у которого я должен встретить одного из моих друзей.
— Хорошо. Я тоже заеду на минутку к аббату Скаррону, — сказала герцогиня. — Не уходите оттуда, не повидавшись со мной.
Атос поклонился и направился к выходу.
— Неужели со старыми друзьями прощаются так строго, граф? — спросила, смеясь, герцогиня.