— Принц! — сказали в один голос Атос и Арамис, отходя в сторону и давая дорогу герцогу де Бофору.
Портос и д’Артаньян тоже сделали шаг назад.
— Пятьдесят человек, — пробормотали д’Артаньян и Портос.
— Оглянитесь, господа, если не верите, — сказал герцог, — я думал, что вас двадцать человек, и вернулся со всем моим отрядом. Мне надоело это бегство и тоже захотелось поработать шпагой; а вас, оказывается, всего только двое.
— Да, монсеньор, двое, — сказал Атос, — но, как вы сами сказали, эти двое стоят двадцати.
— Ну, господа, отдайте ваши шпаги, — сказал герцог.
— Наши шпаги? — воскликнул д’Артаньян, поднимая голову и приходя в себя. — Наши шпаги? Никогда.
— Никогда! — повторил Портос.
Между окружающими произошло движение.
— Погодите, монсеньор, — сказал Атос. — Два слова.
Он подошел к принцу, тот наклонился к нему, и он что-то шепнул ему.
— Как вам угодно, граф, — сказал принц. — Я слишком многим обязан вам, чтобы отказать в вашей первой просьбе. Отойдите, господа, — обратился он к своей свите. — Господа д’Артаньян и дю Валлон, вы свободны.
Приказание было немедленно исполнено. Д’Артаньян и Портос очутились в центре большого круга.
— Теперь, д’Эрбле, — сказал Атос, — сойдите с лошади и подойдите сюда.
Арамис спешился и подошел к Портосу, Атос подошел к д’Артаньяну. Теперь все четверо были снова вместе.
— Друзья, — сказал Атос, — вы все еще жалеете, что не пролили нашей крови?
— Нет, — сказал д’Артаньян, — мне больно, что мы идем друг против друга, мы, которые были всегда вместе. Мне больно, что мы в двух враждебных лагерях. Ах, теперь ни в чем не будет у нас успеха!
— Да, теперь конец всему, — отозвался Портос.
— Так переходите к нам! — сказал Арамис.
— Молчите, д’Эрбле, — остановил его Атос. — Подобных предложений не делают таким людям, как эти господа. Если они примкнули к партии Мазарини, значит, этого требовала их совесть, так же как наша велела нам стать на сторону принцев.
— И вот сейчас мы враги! Тьфу, пропасть! Кто мог этого ожидать? — сказал Портос.
Д’Артаньян ничего не сказал, а только вздохнул.
Атос взглянул на них обоих, взял их за руки и сказал:
— Это дело серьезное, и у меня сердце болит, точно вы его пронзили насквозь. Да, мы разошлись, вот великая и печальная истина, но мы еще не объявили друг другу войны. Быть может, мы сумеем договориться; необходима еще одна, последняя, встреча.
— Что касается меня, — сказал Арамис, — я на ней настаиваю.
— Я согласен, — гордо ответил д’Артаньян.
Портос наклонил голову в знак одобрения.
— Назначим же место свидания, — продолжал Атос, — удобное для нас всех, и, встретившись в последний раз, сговоримся окончательно относительно нашего взаимного положения и действий.
— Хорошо! — отвечали трое остальных.
— Значит, вы со мной согласны? — спросил Атос.
— Всецело.
— Отлично. Место?
— Королевская площадь вам подходит? — спросил д’Артаньян.
— В Париже?
— Да.
Атос и Арамис переглянулись. Арамис кивнул головой в знак согласия.
— Королевская площадь, пусть будет так, — сказал Атос.
— А когда?
— Завтра вечером, если вам угодно.
— Вы к этому времени вернетесь?
— Да.
— В котором часу?
— В десять часов вечера. Удобно это вам?
— Отлично.
— И тогда будет или мир, или война, но по крайней мере, друзья, наша честь не пострадает, — сказал Атос.
— Увы, — вздохнул д’Артаньян, — что касается нас, то наша воинская честь погибла.
— Д’Артаньян, — задумчиво сказал Атос, — клянусь вам, мне больно, что вы можете думать об этом в то время, как я думаю только о том, что мы скрестили с вами наши шпаги. Да, — прибавил он, печально качая головой, — вы правильно сказали: горе нам. Идемте, Арамис.
— А мы, Портос, — сказал д’Артаньян, — вернемся теперь со стыдом к кардиналу.
— А главное, скажите ему, — послышалось вдруг, — что я не так уж стар и еще гожусь для дела.
Д’Артаньян узнал голос Рошфора.
— Чем я могу быть вам полезен, господа? — спросил принц.
— Засвидетельствуйте, что мы сделали все возможное, ваше высочество.
— Будьте покойны, это будет сделано. Прощайте, господа, мы скоро увидимся с вами, надеюсь, под Парижем, а может быть, и в самом Париже, и тогда вы сможете расплатиться за сегодняшнюю неудачу.
С этими словами герцог, махнув рукой на прощание, пустил свою лошадь галопом и вместе со своей свитой скрылся в темноте. Все стихло. Д’Артаньян и Портос остались одни на большой дороге, да еще какой-то человек держал в поводу двух лошадей.
Думая, что это Мушкетон, они подошли к нему.
— Кого я вижу! — воскликнул д’Артаньян. — Это ты, Гримо?
— Гримо! — повторил Портос.
Гримо знаком показал двум друзьям, что они не ошиблись.
— А чьи же это лошади? — спросил д’Артаньян.
— Кто их дарит нам? — спросил Портос.
— Граф де Ла Фер.
— Атос, Атос, — прошептал д’Артаньян, — вы подумали обо всем; вы поистине благородный человек.
— В добрый час! Я уж боялся, что мне доведется всю дорогу идти пешком, — сказал Портос.
И он вскочил на лошадь; д’Артаньян был уже в седле.
— Но куда же ты едешь, Гримо? — спросил д’Артаньян. — Ты покидаешь своего господина?
— Да, — сказал Гримо, — я еду к виконту де Бражелону, во фландрскую армию.
Они молча двинулись по Парижской дороге. Но вдруг послышались стоны, доносившиеся, как им показалось, из канавы.
— Что это такое? — спросил д’Артаньян.
— Это Мушкетон, — сказал Портос.
— Да, да, сударь, это я, — раздался жалобный голос, и какая-то тень зашевелилась на краю дороги.
Портос бросился к своему управляющему, к которому был искренне привязан.
— Ты опасно ранен, милый мой Мустон? — спросил он.
— Мустон! — повторил Гримо, раскрыв глаза от изумления.
— Нет, сударь, думаю, что нет; только я ранен в очень неудобное место.
— Так что ты верхом ехать не можешь?
— Что вы, сударь, куда уж тут!
— А пешком идти можешь?
— Постараюсь добраться до первого дома.
— Как быть? — сказал д’Артаньян. — Нам необходимо вернуться в Париж.
— Я позабочусь о Мушкетоне, — сказал Гримо.
— Спасибо, добрый Гримо, — ответил Портос.
Гримо соскочил с лошади и подал руку своему старому другу, который со слезами на глазах оперся на нее. Но Гримо не мог взять в толк, чем вызваны эти слезы: радостью ли встречи с ним или болью от раны.
Между тем д’Артаньян и Портос молча продолжали свой путь в Париж.
Спустя три часа их обогнал верховой, весь в пыли: то был курьер герцога, везший письмо кардиналу, в котором, как было обещано, принц свидетельствовал, что сделали д’Артаньян и Портос.
Мазарини провел очень дурную ночь, получив письмо, в котором принц сам извещал его, что он на свободе и начинает с ним смертельную борьбу.
Кардинал перечитал это письмо раза три, затем сложил и, кладя в карман, сказал:
— Одно меня утешает: хоть д’Артаньян и упустил принца, но по крайней мере, гонясь за ним, задавил Бруселя. Решительно, гасконец — бесценный человек; даже неловкость его служит мне на пользу.
Кардинал говорил о человеке, которого сбил с ног д’Артаньян у кладбища Святого Иоанна в Париже. Это был не кто иной, как советник Брусель.
Глава 29
Советник Брусель
Но, к несчастью для Мазарини, на которого и так валились все напасти, советник Брусель не был задавлен.
Он действительно переходил не спеша через улицу Сент-Оноре, когда бешено мчавшаяся лошадь д’Артаньяна задела его и опрокинула в грязь. Как мы уже сказали, д’Артаньян не обратил внимания на столь ничтожное событие. Он вполне разделял глубокое и презрительное безразличие, проявляемое в те времена дворянством, особенно военным дворянством, по отношению к буржуазии. Поэтому-то он остался нечувствителен к несчастью, приключившемуся с человеком в черной одежде, хотя и был его причиной. Прежде чем бедняга Брусель успел крикнуть, вооруженные всадники, как буря, пронеслись мимо. Тогда только прохожие услышали его стоны.