— Н-да-а…
Подполковник опять заходил взад и вперед. Майор машинально следил за его движениями.
— А не смотрел кто рядом-живет из бывших?
Майор покачал головой.
— Вот и нужны на это люди…
— Смени пластинку, — подполковник насупился, — давай дальше.
— Третье. Могла кому-то проговориться жена.
— А хозяин?
— Утверждает, никому ничего не говорил.
Подполковник, опустив голову, долго молча расхаживал по кабинету. Леонов не спускал с него глаз. Наконец Мухамедзянов остановился.
— Это все?
— Все, — Леонов вздохнул.
— А четвертого нет?
— Нет.
— Не исключай. А в общем я одобряю все твои версий. Какая наиболее вероятна?
Мухамедзянов, выдвинув стул, облокотился на спинку.
— Какая-какая, — Леонов застучал пальцами по столу, — если бы я знал… Думаю, первые две наиболее вероятны. Хочу начать с первой.
— С первой, с первой, — подполковник выпрямился. — Ты же говорил, что Васильев исключает.
Майор покачал головой.
— Вы не так меня поняли. Он сказал, что не может кого-либо подозревать.
— Да, существенная поправка.
Подполковник улыбнулся.
— Я считаю, — сказал майор, — исключать этого нельзя.
— Я тоже так думаю, — поддержал Мухамедзянов.
Зазвонил телефон. Михаил Омарович взял трубку:
— Да. Я. Слушаю… Нет. Пока нет… Работаем… Да-да… Я говорю, принимаем меры. И по второму. Говорю, и по второму… Ясно? Хорошо. До свидания.
— Исполком интересуется, — он повернулся к Леонову. — Подавай убийство, давай Васильеву. Поучают. Ну, ладно… Им там видней, что нам здесь делать. Итак, хочешь начинать с первой?
— Да, товарищ подполковник.
— Ну, что же, как говорили в старину: с богом!
VIII
Бригаду Леонов нашел, как и говорил Васильев, в бывшей гримерной старого Дома культуры, где бригада вела ремонт.
Густой табачный дым ел глаза, выбивая слезы, как на химкомбинате. На небольшом столе среди бутылок из-под кефира и газировки, немытых стаканов, кусков недоеденной колбасы и хлеба валялась разбросанная колода карт. На краю стола, опираясь на одну ногу, сидел сумрачный обросший брюнет. Его широкие плечи были вяло опущены. Одет он был в пеструю грубой домашней вязки кофту. Остальные члены бригады, — кто лежа, кто сидя на чем попало, — вели какой-то разговор. При появлении Леонова они замолчали, неприязненно глядя на него. «Семеро. Все на месте», — отметил про себя Леонов.
— Здоровеньки булы, — постарался придать веселость своему голосу.
Ему не ответили.
— Кто будет старший? — спросил майор, глядя на брюнета и ничуть не смущаясь от такого приема.
— А тэбэ зачэм? — сказал тот, опуская ногу, словно готовясь к прыжку.
— Дело есть, — спокойно сказал Леонов.
— Какоэ?
— Да хочу работенку предложить.
— Нам этой хватает, — сказал, поднимаясь сухощавый хлопец с густыми нечесаными волосами льняного цвета.
— Ты что рубишь? — повернулся к нему сидевший на корточках напарник. — Может, дело скажет, а ты… Хватает… Говори, зачем пришел.
— Ведут себя спокойно. Тревоги, вроде, не видно. Может, не впервой, пообвыкли? Таких и не заметишь, — стучало в голове.
— Да я хотел на дом… пионеров позвать.
— А, — как-то разочарованно сказал парень, доставая из кармана пачку сигарет. — Будешь? — он ловким движением выбил сигарету и протянул пачку Леонову.
— Не курю, — с сожалением сказал тот.
— Утрами, поди, бегаешь? — парень сунул сигарету в рот.
— Как придется.
— Молодец! Давай-давай. Здоровеньким помрешь, — с насмешкой сказал парень, чиркая зажигалкой. Затянувшись пару раз и выпустив густые клубы дыма, продолжил: — Мы там бывали. Гроши жалеют. А сделать можно. Для детей, — в последних словах Леонов уловил иронию.
— Гроши, говоришь, жалеют? — майор подошел вплотную к парню и потеснил его на свернутом матрасе, на котором тот сидел. Парень молча подвинулся. Затягивался он с каким-то наслаждением, словно демонстрируя величайшее удовольствие от самого процесса курения. Сделав несколько глубоких затяжек, он возобновил разговор.
— А я не хочу лишать себя удовольствия. Много ли его выпадает на нашу долю? Молчишь? То-то! А насчет жизни… Дед у меня до сих пор махру потягивает, и ничего. Врачи все врут.
— В Америке многие теперь бросают курить, — Леонов помахал рукой, разгоняя клубы дыма.
— А что Америка? Америка! Мы сейчас, по-моему, все у ней перенимаем. А толку-то что? У нас свой путь…
— Хорошее-то почему не взять? — Леонов поддернул на коленях брюки.