- Он на год старше меня, - ответила Лили, припоминая бледного, красивого и холодного юношу. – Очень способный ученик, говорили, что он поэт магии. А после стали говорить, что стал Пожирателем смерти.
- Стал, - с горечью подтвердила Доркас. – Поэт магии… Он поэт насилия и пыток. Притом, представь, живет с полукровкой. Миранда Фиорелли – итальянка наполовину, по отцу, а мать её – магглорожденная. И вдумайся: ей все равно, что её любимый мучает и убивает таких, как её мать, как её дед и бабка…
Лили словно снова видела перед собой эксцентричную девушку, любившую наряжаться цыганкой: узкая, часто драная кофточка, рукава с воланами, пестрая юбка, черные волосы по плечам и платок вокруг головы… О Миранде и её младшей сестре Эмме многие отзывались ,как об очень талантливых художницах, причем, если Миранда любила писать портреты, Эмма увешала всю спальню иллюстрациями к балладам и легендам.
Интересно, был ли Септимус Берк в числе нападавших на Хогсмид? Неужели даже то, что товарищи любовника ранили сестру, оказалось Миранде безразлично?
А Доркас продолжала:
- Еще засветились Лестрейнджи. Сущие мясники все трое – и знаешь, кто верховодит расправами?
- Беллатриса Лестрейндж, - ответила Лили очень тихо. – Но скажите, неужели мы не в состоянии их победить? Мы столько боремся, почти не бываем дома – но до сих пор я не слышала, чтобы мы захватили хоть кого-то.
- Несколько раз в бою брали мелких сошек, - Доркас нахмурила бледные брови. – Их отправляли прямиком в Азкабан. Что до крупной рыбы… На них собирается досье, но сама понимаешь: пока привлечь к ответу человека, который богат и влиятелен, невозможно.
- А когда станет возможно? – вырвалось у Лили нетерпеливо.
Доркас опустила бледные веки.
- Если Краучу удастся очистить Министерство от шпионов, настроить общество против Пожирателей и уговорить гоблинов заблокировать счета чистокровных в Гринготсе, тогда, возможно…
- Вы сами-то верите, что это произойдет? – у Лили губы дрожали от горечи. Доркас покачала головой.
- Есть один шанс из ста. Маленький шанс, призрачный. Если кто-то убьет неназываемого… В момент ступора можно захватить и перебить его союзников – или, по крайней мере, отправить в Азкабан большую часть из них. Можно предположить, что они растеряются, начнут метаться - знаешь, так мечется обезглавленная курица. Но кто сможет одолеть их главаря?
А праздник близился, великий и светлый, день материнства и невинности, мира и чистоты. Джеймс срубил в лесу и приволок домой ель, раздобыл где-то омелу и закрепил в гостиной. Лили, сидя на дежурстве в Ордене, прикидывала, какими лентами переплести венки и где бы добыть гуся. Вообще сначала Джеймс предлагал устроить в Годриковой Впадине вечеринку со всеми членами Ордена, которые смогут прийти, но Грюм обругал его, заявив, что Пожиратели только и ждут, когда члены Ордена соберутся вместе и расслабятся, чтобы застать врасплох и прикончить всех разом. По совести, Лили была благодарна старому аврору: после пережитого в этом году ей не хотелось шумного праздника. Нет, в доме никого не будет – Ремус не давал о себе знать с тех пор, как ушел с Дамблдором, Питер, кажется, в кои-то веки завел девушку, даже Сириус встретит Рождество не то с семьей кузины Андромеды, не то вместе с Марлин. Они побудут с Джеймсом наедине.
Наступление Сочельника все равно стало неожиданностью. Утром Лили впопыхах наряжала елку, потом на кухне металась между индейкой и пудингом, а когда решила испечь домашнее печенье, то оказалось, что дома закончились сахар и мука. В магазине снова заболталась с Батильдой. А Джеймса дома не было, с утра куда-то убежал.
Когда Лили управилась с приготовлениями к празднику, за окном начинало смеркаться. Оставалось надеяться, что с Джеймсом ничего не случилось. Грюм уже несколько раз предлагал Дамблдору попробовать поставить на дома орденцев чары дальнего оповещения – новое изобретение, весьма трудоемкий обряд, который мог дать знать участвовавшему в нем вместе с тобой человеку, что в твоем доме случилось преступление. Учитывая характер Джеймса и Сириуса, да и не только их (рыжие братья Пруэтты были те еще сорвиголовы), такие чары следовало усовершенствовать и применять к отдельным особенно буйным личностям. Минут пять посидев и сердито посозерцав часы, Лили отправилась в душ. Пусть ей доведется встречать Рождество хоть одной, но выглядеть она должна празднично.
В душе мягко горели светильники, вода плескалась о ванную, и на минуту Лили расслабилась, смыв усталость суматошной половины дня. В зеркале мелькнул её двойник: тоненькая, белая, голая девушка с прилипшими к плечам прядями темных от влаги волос. Лили улыбнулась, проведя ладонями по талии и бедрам. Они с Джеймсом вообще-то предпочитали ходить в душ вместе. Как же хочется, чтобы он поскорее вернулся домой…
Лили потянулась к банному полотенцу – и замерла. В передней скрипнула дверь. Шаги зазвучали очень тихо, словно кралась кошка. Быстро завернувшись в полотенце, Лили выбралась из ванной и схватила палочку. Заперевшись на щеколду (хотя какая разница, Алохомора все откроет), принялась соображать.
Джеймс определено дома появлялся не так. Сириус тоже не стал бы входить воровато, словно задумав недоброе. Кто-то чужой? Но кто же? Неужели… Пожиратели смерти?
«Скорее просто воришка. Сейчас разберемся», - успокоила Лили себя. Вспомнилось вдруг, что прошлое Рождество она встречала здесь же, в Годриковой Впадине. Упустила последний шанс побыть с родителями в праздник. Не потому ли теперь… Давя холод в груди и гоня из головы мысли о родительском доме, где сейчас по пустым выстуженным комнатам сгущается темнота, Лили отперла дверь и выглянула.
«Хоменум Ревелио!» Человек находился в гостиной, не зажигая свет. Можно уйти, если только она не боится замерзнуть… Добежать до Батильды, а там через камин связаться с кем-нибудь. Получится - если только на улице не поджидают его подельники.
«А если это Северус? – кто-то будто глумливо проблеял голоском не то Петтигрю, не то Пенни-Черри. – Воспользовался отлучкой Джеймса, а может, сам же выследил и убил его, а потом явился за тобой. Он же теперь знает, что с тобой делать, спасибо Памеле…» Лили цыкнула почти вслух и, жмясь к стене, добралась до передней.
Она все же побоялась выскакивать на улицу голой и задержалась, чтобы обуться и прихватить куртку, когда в передней вдруг зажегся свет. Лили на автомате запустила в сторону гостиной Ступефаем и едва успела увернуться: заклинание с легкостью отбили. Уже позабыв про мороз на улице, Лили бросилась к дверям, но сильная рука схватила её за локоть.
- Лилс, да успокойся, что с тобой, - и она оказалась уткнувшейся в вязаный бордовый свитер, в широкую грудь, в то время как ладонь Джеймса гладила ей волосы.
Лили чуть не икнула. Получается, этот рогатый идиот все утро гулял, а теперь решил напугать её до чертиков? Ну что ж… Незаметно для Джеймса Лили направила палочку на мухобойку, ненужную зимой, но почему-то не убранную.
- Ай! – Джеймс подскочил и схватился руками за мягкое место. – Что за.. Лилс, убери!
Пожав плечами, Лили отправилась одеваться.
Когда она, уже в чистом домашнем платье, спустилась вниз, Джеймс с мухобойкой уже управился. На кухне он заедал обиды индейкой вприкуску со сладким пирогом. Лили полюбовалась издали, но входить не стала: он еще не был прощен.
В гостиной неприкаянно стояла, точно разряженная и смущенная девочка, вышедшая первый раз на сцену, ель. Лили зажгла гирлянды, свечи по углам. Бросила взгляд на накрытый с полудня стол, потом на диван, где валялись, переливаясь пестрой оберткой, два свертка: один средних размеров, другой небольшой. Лили развернула оба. В маленьком оказалась нитка жемчуга – настоящего, чистого, овального, а в том, что побольше – великолепная мантия из розового атласа.