- Прощай, Миша, - тихо сказала Таня, провожая взглядом удаляющуюся фигуру в белом халате.
На клеенчатой мягкой поверхности столика остался след от маленького тела. Положив ладонь на еще не остывшую вмятину, она разрыдалась.
***
Ее мать всегда симпатизировала Олегу. Это казалось вполне объяснимым: он мог очаровать кого угодно. Таню мало беспокоило, даже когда та зачастую принимала его сторону в ущерб мнению дочери. Считая, что у Олега с мамой просто сложились теплые дружеские отношения, раньше она легко мирилась с таким положением вещей.
Вот только теперь все стало иначе.
Она навестила Татьяну на следующий день после эхокардиографии. Сидела напротив, улыбалась неискренне. Пила чай и невыносимо долго болтала о пустяках, оттягивая главную причину визита. Предчувствуя неприятный разговор, Таня нервно теребила пояс домашнего халата, отвечала односложно, с неохотой.
Наконец мать вздохнула, отставила пустую чашку:
- Я с Олегом говорила, он очень переживает. Что ты решила на счет прокола?
- Я еще ничего не решила. А ты давно ли к нему курьером нанялась?
- Зачем ерничаешь? Давай поговорим спокойно.
Они немного помолчали, не глядя друг на друга. Мать снова вздохнула и перешла в наступление:
- Надеюсь, ты не откажешься?
- А если и откажусь? - Таня с вызовом вскинула взгляд. По всей видимости, назревала ссора.
- Как же Олег? Ты о нем подумала?
- По-моему, каждая мать в первую очередь о своем ребенке думать должна. Не считаешь?
- Ты ко мне несправедлива, - не замечая двоякости Татьяниной фразы, та обиженно поджала губы. - Я именно за тебя сейчас волнуюсь.
- Кажется, ты волнуешься, что Олег может меня бросить. И такой видный жених уплывет прямо из-под носа.
- Не буду отрицать, есть такие опасения. У вас свадьба скоро, а ты с ума сходишь!
- Говори прямо, - Таня начинала злиться. - Нужно, чтобы я в угоду твоим амбициям рисковала ребенком? Ладно, допустим, процедура пройдет благополучно, но если диагноз подтвердится? Тогда что скажешь? Ну, отвечай!
- Разумеется, ты знаешь, как я отвечу на твой вопрос. Но сейчас не будем думать о плохом. И прекрати беситься. Тебе выпал шанс неплохо устроиться в жизни, не упусти его. Сделай анализ. Даже при самом неудачном исходе, ты не потеряешь главного - Олег останется с тобой.
- Главного?! Вот интересно, почему у нас совершенно разные понятия о главном? – Таня буквально задохнулась от возмущения. - Уходи, нам больше не о чем разговаривать!
Мать поднялась с оскорбленным видом.
- Собираешься пустить под откос свою судьбу? Знаешь, юношеский максимализм и дурацкие принципы не помогут тебе растить больного ребенка. Надеюсь, ты хорошенько подумаешь и вернешься в реальность.
Уходя, она громко хлопнула дверью.
***
Вечером того же дня они разговаривали на кухне. Тихо пело радио. По окну слабо стучали мелкие капли дождя.
- Знаю, ты боишься кордоцентеза, - уговаривал Олег. - Можно навредить ребенку, который, возможно, здоров. Но ведь жить до самых родов в неведении невыносимо.
- Я очень боюсь последствий прокола, но больше результатов. А если … - начала Таня.
- Придется прерывать беременность? – Олег говорил без обиняков. – И что будет больно?
- Нет, - она замотала головой. Ее не пугали мысли о физических страданиях и даже о колоссальном вреде для здоровья. Пугало то, что, поддавшись собственному смятению и чужим уговорам, в случае подтверждения диагноза, она может сотворить непоправимое.
Перед глазами снова встало безжизненное лицо Марины. Каково это – положить руку на живот и почувствовать пустоту? Как жить потом?
С пронзительной ясностью в это самое мгновение, Таня, наконец, поняла – страх потерять ребенка пересилит всё. Ведь малыш, с синдромом или без, уже успел врасти в ее кровь ворсинами плаценты. Врасти в ее мысли и сердце. В ее душу.
- Я не буду делать анализ, - вдруг стало невероятно хорошо, задышалось легче. - Пусть все идет своим чередом.
Олег, казалось, не заметил перемену ее настроения, продолжая монотонно увещевать:
- Тебе страшно,я понимаю. Делать прокол опасно, прерывать беременность, особенно на таком сроке, еще опаснее. Я тоже боюсь, поверь, - он сделал паузу, обдумывая что-то. - Хорошо, пусть ребенок родится. Но если он болен, мы откажемся от него.
- Откажемся от него? – Таня дернулась, будто ее ударили.
- По-моему, в нашей ситуации это единственный выход.
- Ты предлагаешь бросить его? – она все еще не верила услышанному. Не верила, что он предлагает ей настолько мерзкий компромисс.
- Конечно, звучит отвратительно, но да. Мы не станем портить себе жизнь.
Тот мальчик. Миша. Мишенька. Одинокий, преданный. Крохотный человек, с самого рождения лишенный главного – любви родителей. Может, и они решали его судьбу вот так, сидя за ужином на кухне. Она не поступит со своим ребенком так чудовищно жестоко. Никогда.
- А я не буду портить жизнь ему, – сказала она тихо, опустив взгляд.
- Что, прости? – он заметно напрягся.
- Я не оставлю его, - она подняла голову, посмотрела прямо ему в глаза. Ясной песней зазвучали в мыслях слова Марины: «Какой бы не был, он все равно твоя кровиночка». И разлились внутри теплой уверенностью.
- Учти, я Дауна не признаю. И тогда тебе придется выбирать - с ним или со мной.
- Это ультиматум?
- Именно.
Он не кричал. Не злился, как раньше. Но Таня отчетливо поняла – все, дальше не вместе. Конец. С этого момента они удаляются друг от друга с космической скоростью, разбросанные в противоположные стороны взрывом непримиримых разногласий.
- Я все боялась, что передо мной окажется более тяжелый выбор. А сейчас и выбирать-то нечего, - ее голос звучал удивительно ровно.
Поднявшись, она прошла в спальню, достала сумку из шкафа. И стала собирать вещи.
- Зря, я полагал, что ты мне подходишь, - глухо говорил Олег из кухни. - Думал, неплохо взять в жены такую девчонку. Наивную и простую. Без особых притязаний и понтов. Без тараканов в голове. Будет сидеть дома и, как говорится, варить борщи, а еще рожать детей. Заметь, здоровых детей.
Таня опустила руки, замерла на мгновение, ощутив укол острого разочарования.
Ее принц, ее несравненный герой. Он испарился, пропал. И превратился в омерзительного гоблина.
Она вышла из квартиры, аккуратно прикрыв дверь, и спустилась вниз. По-прежнему моросил дождик. Вдохнув полной грудью напоенного влагой воздуха, она шагнула в темноту улицы.
***