Хью Эльсинор, одетый в гражданскую одежду, наслаждался приятным весенним полуденным солнцем, щедро заливавшим многочисленные рельефы на Old Executive Office Building, сооружении во французском стиле, величественном здании федеральной администрации, расположенном вдоль Семнадцатой улицы, ведущей к Белому дому. Он хотел прогуляться по этой части города, пройти мимо президентской резиденции, дойти до здания Федеральной резервной системы, обогнуть Белый дом, а потом сесть пообедать в своем любимом ресторане. Только он подумал, что было бы неплохо позвонить кому-нибудь из коллег в Пентагоне, живших, впрочем, как и он сам, холостяцкой жизнью в столице, как его внимание привлекла группа молодых людей человек из сорока с плакатами в руках.
По университетским эмблемам на блузках и футболках он сразу понял, что это студенты Американского Университета, одного из элитных вашингтонских университетов. Он улыбнулся, когда увидел их с плакатами: нет ничего более естественного, чем студенты на акциях протеста за мир, но в военной академии протесты были вещью непредставимой. Хью посмотрел на плакаты, думая, что было бы хорошо на обед заказать салат «Цезарь», а потом большую порцию жареных ребрышек, на которых и специализировался его любимый ресторан. Прочитал: на одном транспаранте было написано: STOP THE BRUTAL ATTACK OVER A SOVEREIGN COUNTRY[14], а на другом: THE MACEDONIANS ARE NOT TERRORISTS[15]. Какой-то парень нес красно-желтый флаг. Лейтенант почувствовал симпатию к этим молодым людям, пытающимся поддержать свою маленькую страну, про которую он знал благодаря пребыванию в неспокойном регионе Балкан, хотя и подозревал, что с поддержкой у них вряд ли получится, потому что прохожие оставались в основном равнодушными и только некоторые смотрели на протестующих с любопытством. Он обратил внимание, что протест снимают на телевизионную камеру и что немного возбужденный смуглый молодой человек делает какое-то заявление перед микрофоном.
«Насколько все относительно, — мелькнуло в голове лейтенанта, который по долгу службы следил по сообщениям официальных бюллетеней за событиями в Македонии, балканской стране, мирно прошедшей через распад федеративного государства, некогда лидера стран третьего мира, в котором четыре из шести республик, когда-то бывших в его составе, участвовали в многолетних кровавых конфликтах. — У тех, кто совершил „жестокое нападение на суверенную страну“, есть и свое мнение по этому поводу, о котором эта группа предпочитает не говорить, — думал Эльсинор, глядя на демонстрантов, которые между собой говорили на нескольких языках. — Ни одна война не может начаться без участия по меньшей мере двух сторон. „Террористы“ одной стороны — это борцы за свободу другой».
«Правильно, что мы участвуем в этом деле с обеих сторон», — заключил Хью для себя, а затем решил заказать на обед большой стейк, хорошо прожаренный, как любил и его покойный отец.
38
Поезд тронулся, как только Гордан заскочил в слабо освещенный тамбур вагона. Его теперь обуревало сильное желание найти именно тех двоих пожилых людей, которые еще совсем недавно ему настолько не понравились, что он планировал во время поездки сесть как можно дальше от них, пусть даже в самом плохом вагоне. За окном уже начало смеркаться, и по мере того, как поезд продвигался вперед, сначала отойдя от вокзала, а потом оставив позади себя город, становилось все темнее. В какой-то момент парню показалось, что поезд въезжает в густую ночь.
Гордан оглядел пустой вагон, где то вспыхивали, то гасли две люминесцентные лампы, и увидел Кирилла и учительницу как раз в тот момент, когда они переходили в следующий вагон. Он поспешил за ними, но они скрылись в третьем, полностью темном вагоне. «Так мне и надо, — сказал он. — Еще недавно я хотел быть от них подальше, а теперь они убегают от меня». Пройдя через темный вагон, Гордан, наконец, догнал их. Он упал на сиденье, тяжело дыша от спешки и от мешавшего ему рюкзака. Его встретил гомон сидевших там людей. Этот вагон был хорошо освещен — с каким-то особым интерьером, какого он до тех пор не видел: с ребристыми деревянными сиденьями и полками для багажа, расположенными высоко над головами пассажиров. Даже багаж отличался от обычного — в основном он состоял из массивных кожаных чемоданов с металлическими уголками, на них громоздились круглые дорожные сумки, а сверху лежали великолепная женская шляпа с украшением из искусственных цветов и фазаньих перьев, мужской цилиндр и трость с изогнутой серебряной ручкой в виде прекрасно сделанной лошадиной головы. Гордану вагон показался странным, очень отличающимся от предыдущих — как будто его вывезли из старого железнодорожного депо и зачем-то прицепили к составу. Он увидел женщину и железнодорожника, сидевших рядом друг с другом и с изумлением глядящих на попутчиков, с которыми они столкнулись в этом чудном вагоне. Компания состояла из молодой дамы с красивым холеным лицом, которая в тот момент вставляла сигарету в элегантный дамский мундштук. Дама была в длинной юбке и блузке с высоким воротником, закрывавшим изящную шею. Она была одета по моде эдвардианского времени, а рядом с ней стоял искавший что-то в кармане пиджака, лежащего поверх клади, весьма примечательный господин в темно-серых брюках в светлую полоску и серых гамашах, закрывавших верхнюю часть блестящих черных туфель. Элегантный мужчина был в безукоризненном светло-сером жилете и белой рубашке с закругленным воротничком и галстуком того же цвета, украшенным заколкой с жемчужной головкой. Он нашел в кармане пиджака зажигалку, щелкнул ею и поднес огонь даме. Затем сел рядом с ней и, скрестив руки, закрыл глаза, пытаясь вздремнуть.