— Qu’s-passe, chéri?[21] — спросила мужчину его спутница.
— Riendetout, Zizi[22] — ответил тот.
— Kemal, chéri, ousommes-nous?[23]
— Je croix, tout juste après Salonique, chérie[24], — сказал светлоглазый. — Извините, — сказал он, обращаясь к господину с книгой: — Вы не знаете, где мы сейчас находимся?
— Как вы уже сказали вашей даме, — сказал тот по-турецки, отложив книгу и сняв очки, — недалеко от Салоник.
«Салоники! Что мне делать в Салониках? Это на юге. Этот поезд должен был идти в обратном направлении, — взволнованно подумал Гордан. — Или время сошло с рельс и движется вспять, или мне снится путешествие в прошлое в вагоне третьего класса, отправившегося со второго пути от перрона железнодорожного вокзала в столице независимой Македонии летом 2001 года…» Он думал так, но почему-то не хотел просыпаться. Ему было интересно досмотреть сон, это путешествие в прошлое, в котором условными были и направление движения, и течение времени, и продолжительность пространства.
— Я вижу, вы говорите по-французски, — сказал господин.
— Как и вы по-нашему, — ответил человек с густыми волосами.
Гордан посмотрел туда, где сидел Кирилл, отметив, что тот живо следил за необычной ситуацией.
— Я из здешних мест, родился в Салониках, — сказал Кемаль. — А мои родители из Дебара. Я окончил военное училище в Битоле. Был дружен с вашей элитой. А чем вы занимаетесь?
— Я учитель, — сказал человек.
— И на каком языке преподаете? — спросил элегантный турок. — На болгаро-македонском?
— Преподаю на македонском, говорю по-русски, пишу и по-нашему, и по-болгарски, знаю греческий, а светский разговор — как сейчас — веду по-турецки.
— Я впечатлен, — сказал элегантный господин в сером. — Вы знаете так много языков?
— Чем больше языков знаешь, тем большему количеству людей ты можешь быть полезен, — застенчиво сказала, глядя перед собой, видимо, желая принять участие в разговоре, женщина с девочкой, и потуже завязала платок, засунув его концы под подбородок.
— Мы все тут полиглоты, эфенди, — ответил учитель. — Слишком уж велика наша общая страна. Нам нужно знать языки, чтобы понимать друг друга. И помогать друг другу. Возьмите эту женщину, она худо-бедно поймет вас, если будет нужно, и по-турецки.
— Нет, милок, я по-турецки не говорю, — сказала женщина с изможденным лицом, мешая турецкие и македонские слова, как только человек с книгой упомянул ее. — И вы, эфенди, простите за то, что я сказала вашей хозяйке. Просто с языка сорвалось. Хотите, я ей скажу, что у нас никто не пьет? Может, немного ракии, и все. Не знаю, с чего это я брякнула, чтоб мне пусто было.
— Она тоже пьет, — сказал Кемаль, глядя на женщину сверху вниз своими серыми глазами.
— Ракию?! — спросила та.
— И курит, но не табак, — холодно проговорил светлоглазый господин.
— Господи, как же так?.. У нее же цвет лица испортится от курения.
Женщина в черном ошеломленно посмотрела на Зизи. Девочка подняла голову с ее колен и села, прижавшись к матери.
— Qu’est-ce que tu as dit, chéri?[25] — спросила Зизи своего элегантного спутника.
— J’ai dit que tu es une actrice du théâtre, Zizi. La Grande Zizi Zsabor[26], — спокойно ответил ей Кемаль.
— Quoi, ils connaissent mon nom?[27] — восторженно спросила Зизи.
— Что говорит госпожа? — спросила женщина.
— Говорит, что она известная актриса. Играет в театре. Спрашивает, знаете ли вы ее имя, — объяснил ей светлоглазый.
— В театре! — тихо сказал женщина и что-то зашептала. — Еще я должна имя всякой танцорки знать! Срам-то какой.
— Donc?[28]
— Maisbiensur, monchou-chou. Ils te connaissent, touts[29], — сказал Кемаль.
— Kemal, cette pauvre petite femme, aussi?[30] — настаивала Зизи.
— Mais oui, amour. Regard[31], — сказал ей Кемаль, а затем повернулся к женщине с изможденным лицом. — А если я тебе скажу, что ее зовут Зизи и ее фамилия Жабор, что ты мне скажешь?
— Скажу, хорошо, — ответила женщина и покорно склонила голову, будто одобряя, пытаясь при этом улыбнуться.
— Voilà![32] — сказал Кемаль.
Со своего места Гордан увидел, что Зизи в восторге встала, дымя сигаретой, но ей стало дурно, она схватилась за голову и снова села. Кемаль сел рядом с ней. Она дрожала, скорее от актерского тщеславия, чем от наркотического дыма. Человек с книгой ошеломленно посмотрел на нее, как и учительница, которая, как во время театрального представления, смотрела то туда, то сюда, а Кирилл издевательски ухмылялся и вертел головой.