Оставшись после работы в компьютерной фирме, расположенной на первом этаже четырехэтажного здания на Mariahilfer Straße, торговой улице Вены, Гордан, не зная номера телефона Майи, пытался дозвониться в Скопье ее отцу, но тот не брал трубку.
«Может, Кавай поехал в Нью-Йорк искать Майю?» — думал он, в который раз пересматривая записи столкновений самолетов с небоскребами — сначала один самолет, как нож в масло, вошел в одну, а потом другой самолет во вторую башню, из которых в местах ударов вырвался густой темный дым. «А если поехал, была ли у него на то причина? Сам ли он решил ехать, или она позвала его… а может, ему позвонили, сказав, что он должен за ней приехать?» Гордан почувствовал в груди холод. На некоторых кадрах он заметил движущиеся по небу точки и попытался приблизить их. Увеличенное изображение было менее четким, но зато теперь стало ясно, что это люди, которые выбрасывались с верхних этажей Всемирного торгового центра в бездну под ними, понимая, что у них нет никакого шанса на спасение и рассчитывая лишь на быструю и менее мучительную смерть. Потом Гордан стал пересматривать кадры, когда верхние, оставшиеся нетронутыми части небоскребов в мгновение рухнули и упали вертикально, как в каком-то идеально нарисованном мультфильме о катастрофах.
Гордан решил поискать Майю в интернете. Правду сказать, если бы ему удалось ее найти, это была бы всего лишь небольшая картинка на экране, но все-таки ее живой образ и голос. Он тосковал по ней: по вызывающему жесту, каким она поправляла волосы (особенно, когда нервничала), по ее глазам (всегда улыбающимся, с выражением, в котором были смешаны ирония и нежность), по ее страстным объятиям и возбужденному дыханию… Вдруг у него в голове возник новый ряд леденящих мыслей: «А если он не сможет ее найти? Если никогда ее не найдет? Никогда больше не увидит? Вдруг она там, среди бесчисленных жертв, сгоревших, раздавленных, лежащих под обломками башен Торгового центра — двух ног нового Колосса Родосского, которые превратились в густое облако, тянущееся над океаном смесью строительной пыли и человеческой золы, состоящее из боли и оборванных судеб, напрасных ожиданий, оборвавшихся вмиг надежд — малых и больших… Что, если в этот самый момент ее пепел падает на факел в поднятой руке гигантской статуи, освещающей внезапно омрачившийся мир, что, если ветер разносит над Атлантикой то, что осталось от Майи?..»
В большую и уже пустую контору, куда не попадали лучи вечернего солнца, садившегося за западными фасадами разноголосой Mariahilfer Straß, тихо вошла и принялась за работу уборщица. Присутствие живого существа в пространстве, наполненном самыми мрачными предчувствиями, подействовало на Гордана успокаивающе. Потерев заледеневшие пальцы, парень пригладил растрепанные волосы и быстро ввел в строку поиска имя и адрес электронной почты Майи.
Он менял данные для поиска, стараясь сделать его как можно более всеохватывающим, вбивал ее имя и фамилию во всех вариантах написания: с «i», с «j» и даже с «y». Как обычно, сначала программа долго и тщетно искала, а потом Гордан терпеливо набирал запрос заново… Если бы только он смог с ней связаться!..
В комнате загудел пылесос, который уборщица включила в другом конце большого офиса. В этот момент на его столе зазвонил телефон. Гордан смотрел на аппарат, недоумевая, кто же, черт побери, мог сейчас звонить ему. Родители? Они никогда этого не делали. Как объяснила ему мать, телефонные разговоры в Македонии дороги, и Гордан успокоил ее обещанием, что он сам будет набирать их номер из Вены. Телефон продолжал звонить… Ему не хотелось поднимать трубку. Он бросил взгляд на уборщицу и понял, что она не слышит звонков. Пусть все остается так, как есть, решил Гордан, и попытался продолжить поиск Майи в интернете, но вдруг, как ошпаренный, схватил трубку.
— Hallo! — крикнул он в нее.
— Гордан, это ты? — долетел до него взволнованный голос, говорящий по-македонски.
— Кто это? — спросил он, ища подтверждения зародившейся надежде.
— Louise Ciccone, вот кто, дорогой! Более известная как Мадонна! — послышалось с другой стороны.
— Майя! — крикнул он в трубку, пытаясь перекричать гул Mariahilfer Straße, рев пылесоса в комнате и оглушительный стук своего сердца. — Майя, ты!