— Ага, — сказал тот, — и ты пришел на другую сторону.
— Как тут? — спросил Кавай у призрака охридского шейха.
— Всё то же самое, — сказал Абдул Керим. — Здесь тоже есть и хорошие, и плохие, всякие. И тут замкнутый круг — змея, кусающая саму себя за хвост…
— Да, все это одна бесконечность, — прошептал Кавай. — Так и время поглощает само себя.
— Кроме тех случаев, когда оно поглощает нас! — сказал Абдул Керим. — Людей и целые народы. Все происходит так: змея времени выберет в жертву какого-нибудь человека, вытянет шею и укусит его. Пустит в него яд властолюбия и тщеславия… Вот и искривляется течение времени.
— Да по-другому и быть не может, — послышался голос позади него, и дервиш с почтением повернулся к человеку, сказавшему эти слова…
— Это светлейший эвлия Хаджи Мехмет Хайяти, родившийся в далекой Бухаре, ученик пресветлого Омара уль-Халвети, основателя дервишского учения халветиев, нашего учителя, — представил Абдул Керим-баба своего предшественника.
— …вы спросите, к чему тогда вся эта мистерия с подземным коридором под Охридом, — продолжил Хайяти.
— Именно об этом я и подумал… — сказал Кавай разочарованно. — Я надеялся, что найду тут другую реальность, силу, которую нужно освободить, чтобы она смогла добраться туда, где происходит великий парадокс: все больше становится зла среди такого количества хороших людей… А я и тут, и там вижу — простите меня, эвлия, — только призраков, от которых человеку трудно ожидать чего-нибудь нового.
— Именно, — сказал Хайяти. — Но это и было смыслом твоего путешествия. Паломничество с доброй мыслью.
Два дервиша поклонились Каваю, приложив руки к сердцу, а в этот момент к нему подошел профессор археологии Одиссей Пинтов в брюках с засученными штанинами и с мотыгой в руках, весь будто светясь.
— Кавай! — воскликнул археолог, приближаясь к нему. — Дорогой Кавай, приветствую вас на этой стороне. Что с вами, вы так побледнели.
— А вы что тут делаете среди этих призраков? — простодушно спросил Кавай.
— Ну, зачем же вы так, коллега…
— Вы, по крайней мере, здоровы, прямы и жилисты, как ручка вашей мотыги, — сказал Кавай, все еще не понимая, как он мог встретиться с Пинтовым в этом месте.
— А что делать! Несколько дней назад, когда я только вернулся с похорон уважаемого Пипана — вы там тоже были, так ведь? — я копался в саду, чтобы избавиться от мрачных мыслей, когда — и меня скрутило…
— Как это скрутило? — сочувственно спросил Кавай.
— Так, бах — трах! — энергично помахал рукой Пинтов.
— И вы… — осмелился спросить Кавай.
— Да, и я упокоился, — сказал с неудовольствием археолог, который хвастался, что разработал способ, как долго жить после выхода на пенсию. — И скажу вам, в этом ничего страшного нет.
— Вы то же самое говорили и про пенсию… — напомнил Кавай.
— А знаете, как тут здорово! — сказал, будто не расслышав, Одиссей Пинтов. — Прекрасный климат, интересная компания, хотя иногда мне хочется побыть одному. Чтобы весь день копать и отдыхать. Сяду на тот мой знаменитый камень с иллирийской надписью и параллельным латинским текстом, которую, как всем известно, я нашел и перевел, и сижу на нем несколько часов с большим удовольствием, пока не почувствую, что надпись уже впечаталась мне, извините, в мягкое место…
— Так значит… — все так же взволнованно сказал Климент Кавай, — и вы стали призраком…
— Нет худа без добра, коллега, — бодро сказал Пинтов. — Благодаря этой перемене я понял, что вы были правы. Что под Охридом действительно есть подземный ход…
— И что вы ошибались, когда суетно отрицали это, — добавил Кавай, которому вся эта болтовня уже начала надоедать.
— Кроме того, что я вам сказал?! Что мою душу вы найдете именно здесь, в этом монастыре. Разве я был неправ?
— …потому что вы знали Охрид как собственный двор, — тут же добавил профессор Кавай.
— Это крайне непристойный вывод, — обиженно сказал Одиссей Пинтов, положил мотыгу на плечо и прервал разговор с Каваем.
— А Нушича вы все еще считаете темной лошадкой в науке, как ваша покойная бабушка Марица..?