— Ты будешь моим, — обхватив его свободной рукой за шею, шепнула я в ответ. — Ты не забудешь меня, сколько бы женщин у тебя ни было. В каждой из них ты будешь искать меня…
— Кати, — фыркнул он мне в шею, укладывая на широкую постель. — Мой дерзкий, мой смелый огонек, в котором я готов сгореть… Какая из тех статуэток понравилась тебе больше всего? — чуть отстранившись, с лукавой, но полной нетерпения улыбкой, спросил он.
Мне бы задуматься, но с губ уже сорвалось:
— Все…
Кажется, такой вариант его полностью устраивал.
Двадцать дней пролетели, как один.
Четыре-пять часов сна — максимум, на которые я могла рассчитывать. Хандорс был ненасытным, давая мне намного больше, чем я могла принять.
Предсказания, которые он сделал в ту первую ночь, сбылись в полной мере. Я кричала, просила, умоляла. Мое тело реагировало на него, даже когда я практически теряла сознание от усталости, а губы продолжали шептать его имя, когда свое собственное стиралось из памяти.
Как мне удавалось при этом помнить, ради чего все это… Данному факту оставалось только удивляться.
— Отправь. — То самое сообщение, которого ждал полковник, я передала Виллеру на двадцать первый день после начала болезни, которую сама называла сумасшествием. Не любовь — одержимость. Излечить меня от Хандорса мог только один человек — Шторм. — Эвакуация.
— Принял, — не поднимая головы от планшета, произнес Юрген.
Демонстрируемые нами отношения в последние дни могли стать эталоном выдержки и самообладания. Остальные, кто был «не в курсе» подоплеки всего происходящего, смотрели на мою связь с императором демонов довольно равнодушно. Все люди взрослые, да и в жизни всякое бывало.
— Готовность — два часа.
Через три за мной должен был прибыть гвардеец…
Конверт все еще лежал на столе в гостиной моего номера. Извинения за действия, затрагивающие честь женщины…
После его размашистой подписи — тоже традиция, — аккуратно дописала: «Прости… Так будет лучше…»
Кардинальное решение вопроса: нет человека — нет проблемы.
Эта мысль оказалась неожиданно увлекательной, сумев избавить от тяжести ожидания.
Десять минут до назначенного времени… Комм завибрировал, выдав на дисплей сообщение о том, что среди экипажа крейсера, уже три дня, как вставшего на орбиту Ярлтона, находится мой «муж»…
Обычная неразбериха. Раньше было не до того…
Четыре минуты до назначенного времени… На то, чтобы доставить меня к медикам, у Юргена будет лишь полтора часа — ровно столько продержатся глубинные боты, которые имели все в команде полковника.
Универсальные откажутся спасать мою жизнь через двадцать…
Две минуты до назначенного времени… Капсулу с ядом я проглотила не задумываясь.
Так будет лучше…
Проблемы между секторами из-за дурости влюбившейся в императора идиотки никому не нужны. По всем «бумагам» Екатерина Оленева умрет уже в нейтральной зоне. Крейсер покинет орбиту, как только меня поднимут на борт…
«Прости… Так будет лучше…»
Вряд ли Виллер отдаст личной охране императора мое прощальное письмо.
Ни к чему… если только случайность… Сегодня мы с Хандорсом договорились встретиться значительно раньше…
Юрген об этом не знал.
Эпилог
— Свободен! — Шторм лишь на мгновенье оторвался от планшета, бросив быстрый взгляд на Виллера.
Отстраненное выражение на лице капитана не изменилось, но если бы кто сумел заглянуть к нему в душу, почувствовал испытанное им облегчение, словно висевшая на волоске операция все-таки не сорвалась с идеально выверенного курса утвержденного плана.
По большому счету так оно и было. Кэтрин, пока они добирались до Таркана, держалась, ничем не выдавая сжирающей ее сердце боли — женщины в их службе частенько были незаменимы, но… сколько хлопот после этой самой незаменимости.
А тут еще и…
Император демонов был из тех игроков, что запоминаются на всю жизнь.
Так что покинул Виллер кабинет если и без радости, то с явной надеждой на то, что Шторму удастся вернуть Кэтрин в строй раньше, чем закончится терпение парней их группы. Находиться рядом с брызгающей ядом стервой с каждой минутой становилось все тяжелее.
— Салага! — холодно бросил полковник, как только за капитаном закрылась дверь, оставляя их наедине с младшей Горевски. Не заметив — ощутив, как она вздрогнула, повторил, добавив в голос равнодушной презрительности: — Салага…
— Господин полковник… — Кэтрин не взвилась — поднималась медленно, четко контролируя каждый его жест.