Стоит умереть, чтобы жить.
— Мне хочется произнести какую-нибудь речь, всплакнуть по поводу безвременно почившего тебя, Олег, но в голове сплошной каламбур и безмерная радость. К чему бы это, не знаешь? — Магда поцеловала меня как покойника в лоб, сделала отмашку безликим.
— Подожди, Магда! А как же право последнего желания?
— А оно у тебя одно, Олег. Задушить меня собственными руками. Угадала?
— Нет, — я покачал головой и поморщился от боли: бильярдный шар перекатился из одной лузы в другую, подступила тошнота. — Сними вуаль, я хочу на прощание увидеть твои прекрасные глаза.
— Да пожалуйста, нам не жалко, — ответила Магда, приподнимая кружевную вуаль.
Она вздрогнула, когда наши глаза встретились, её лицо стало мертвенно-бледного цвета.
— Но как, чёрт тебя побери, — прошептала мисс Блэндиш, — как?
— Увидела своё будущее, Магда? — я засмеялся, потом добавил: — Знай, что когда я до тебя доберусь, это произойдёт очень скоро, то устрою тебе пышные похороны. Я закопаю Гранд Мастера заживо и устрою на его могиле танец Святого Витта. Но танцевать на могиле буду не я, а все те, кто тебя возвеличил, Магда. Клянусь, что каждый год, в день твоей смерти, на могиле будут лежать три свежие чёрные розы. Три чёрные розы на могиле негодяя. Я буду плевать на твою могилу каждый раз, когда вспомню о тебе. Будь ты проклята, Магда Блэндиш!
Её глаза налились ненавистью и багровым огнём, меня захлестнула волна ужаса. Я перестал существовать, я плыл среди белых огней на фоне чёрного звёздного неба. Меня не стало, я умер, чтобы воскреснуть и жить. Даже в небытие я увидел сон, который видел каждую ночь.
***
Я прошёл по коридору музея, проверил целостность пломб служебных помещений, в больших и малых выставочных залах — идентификационные метки витрин и выставочных стендов. Напарник наблюдал за общей безопасностью музея НИИ «Археологии РАН», сидя за пультом системы охранного телевидения. Он должен сидеть и наблюдать, но на самом деле рассматривал недавно купленный смартфон.
— Никак не наиграешься, Стас?
— Ну… — буркнул напарник, — не то, чтобы не наигрался, просто никак не привыкну, изучаю. Всё нормально?
— Да. Тихо как в музее, — усмехнулся я, — о морге или о кладбище — ни слова.
— Нашёл интересную статью. Представляешь, Олег, по статистике более семидесяти процентов музейных краж в мире производят либо работники музея, либо их подельники. Все преступления происходят банально просто: приходят вооруженные люди, среди белого дня или ночи, нейтрализуют охрану и забирают то, что им нужно.
— Ты для себя открыл Америку? Аллилуйя! Только в голливудских фильмах грабители обеспечены арсеналом оружия, датчиков, отмычек, аппаратурой для отключения систем безопасности и прочей хайтековской ерунды. Наш мир гораздо проще, чем нам кажется.
— И то верно, — зевнул напарник. — Ерунда ерундовая. Сколько времени? Двадцать пятьдесят пять. Ох, вся ночь впереди. Как Лидия Андреевна, Олег?
— Хуже быть не может. Врачи толком ничего не говорят, но на завтра, на после обеда, у меня назначена встреча с онкологом. Не думаю, что услышу о здоровье мамы что-то хорошее.
— Вот же хрень какая! В космос летаем, роботов конструируем, а рак победить не можем! Славик, давно хотел с тобой поговорить, да всё как-то не решался. Короче: о том, что ты приходишь на службу с запахом алкоголя, знает Батя. Кто ему рассказал — без понятия. Мир не без добрых людей, сам понимаешь. Возможно, кто-то из принимающей или сдающей смены. Ты бы завязал с выпивкой, что ли?
— Батя знает, говоришь? Плевать! На всё наплевать и растереть, нагадить и розами засыпать!
— Я-то тебя понимаю, твоё состояние, но вот другие..
— Уволят — найду другую работу. И хватит об этом, Стас.
Датчик движения сработал ровно в двадцать три ноль ноль-ноль.
— Накаркал, Стас! — бросил я, рассматривая в мониторе малый зал номер шесть. — Что за ерунда?
— Неужели булыжник, забыл название, светится? Или мне кажется, Олег?
— Нет, не кажется. Может, сбой в работе камеры? Как думаешь?
— На моей памяти такое было пару раз, — произнёс напарник. — Нужно идти смотреть, а потом уже докладывать дежурному по ЧОП.
Славик позавчера в спортзале умудрился растянуть связки колена, поэтому я, выругавшись, взял со стола фонарь, вышел из «аквариума». В музее особенная тишина.
Возможно, именно из-за неё с музеями и связывают всевозможные домыслы и слухи, которые со временем превращаются в мистические истории и небылицы. Не дойдя метра три до входа в зал, в котором центральным экспонатом был эрратический (блуждающий) валун, я увидел на полу коридора и стенах слабые отблески голубого света. Не знаю почему, но мне нравилось рассматривать половину камня с включением в него древнего крючкообразного аммонита. Работники музея для наглядности сделали табличку с репродукцией известной всем картины Васнецова «Витязь на распутье», где изображен типичный для Русской равнины эрратический валун с высеченной надписью: «Как пряму ехати — живу не бывати..». Где находилась вторая половина камня, никто не знал. По слухам, непроверенным, конечно, её во время Великой Отечественной войны в Германию вывезли сотрудники Аненербе. Рука потянулась к распределительному электрическому щитку, но спешить я не стал, подошёл к тяжёлой занавеси с подвесом и заглянул в выставочный зал. Половина камня парила над массивным стендом на высоте около трёхсот миллиметров, а защитный восьмигранный купол из стекла находился ещё выше, почти под самым потолком. Камень медленно вращался вокруг оси, разбрасывая в стороны небольшие искры фиолетового цвета.
«Стас, запись идёт?» — произнёс я в рацию.
«Запись не останавливалась. Но толку от неё никакого. На мониторе сплошной засвет, Олег. Расскажи что видишь..»
Я в двух словах обрисовал то, что сейчас происходило в выставочном зале.
«Не рискуй, возвращайся, Олег. Я уже поставил в известность диспетчера и пытаюсь дозвониться до дежурного по музею».
«Всё правильно. Обойду зал и вернусь».
Я подошёл к парящему в воздухе камню, почувствовал, насколько сильно наэлектризован воздух. Невыносимо пахло озоном, и камень, как мне показалось, потрескивал. Молнии, до этого единичные и сравнительно небольшие, объединились и вверх, пройдя через стеклянный купол, паривший над камнем, ударил яркий луч ослепительно-белого света. Я посмотрел на потолок, но его не увидел: в неистовом хороводе кружились звёзды и галактики. Звёзды превратились в мириады огненных искр, которые образовывали странные символы и знаки. В голове раздался женский голос, который повторял и повторял название рун: «..Альгиз, Беркана, Вуньо, Дагаз, Ингуз, Кано….» Я повторял названия рун, чертил их пальцем в воздухе. Руны оживали и «впитывались» в моё тело.
***
От неба оторвался огромный бесформенный кусок, который свернулся в рулон, и потом, в форме рожка для мороженого, ударил остриём по земле. В месте удара земля превратилась в огромную воронку, в небо ударил ярко-красный луч света. Земля ответила небу и теперь ночь истекла кровью. Печать кровавого сумрака легла на лица людей, на дома и деревья. Женщины прижались к мужчинам, держащих на руках маленьких детей. Огонь в многоэтажных домах появился одновременно на всех этажах, в подъездах и на лестничных площадках, блокируя выход людей из квартир. Пылали огнём гаражи, запах гари смрадной удавкой расползался далеко за пределы города, он душил людей, выворачивал наизнанку лёгкие. Люди задыхались, но старались спасти самое дорогое, что у них есть — детей. Родители не знали, что их сыновья и дочери погибли сразу же после удара красного луча по небу. Их дети превратились в тени, стали завершающими точками никому не нужного отрезка прошлого мира Тень, они стали настоящим нового мира Чёрного солнца.