Мягко шурша резиновыми колесиками, подкатила Зоенька - кибер-буфетчик, наделенный юмористами из хозгруппы обликом хохломской матрешки.
"Завтра вылетаю", - я попытался сосредоточиться на своих проблемах.
В дверь буфета просунулась краснощекая голова, перечеркнутая вдоль аккуратным пробором.
- Салют сачкам! - жизнерадостно закричала голова. - Лестера тут нет? Никто не видел? Где ж тогда ему еще бездельничать... - Не дожидаясь ответа, физиономия ухмыльнулась и исчезла.
В буфете воцарилась напряженная тишина. Мужчины насупились, женщины обиженно порозовели. Фотооператор Сюзи Кадо возмущенно вскочила, хлопнула ладошкой по столу:
- Нет, сколько можно терпеть его выходки! Что он себе позволяет! Мы, между прочим, имеем право пить кофе, где нам хочется...
- Перестань, Сюзи, - флегматично махнул рукой Нгомо. - Что ты, Новичкова не знаешь?..
Сюзи осеклась и пристыженно села: она знала Новичкова.
Юрий Андреевич Новичков принадлежал к той категории людей, в которых сразу же, с первого знакомства, узнаешь шумных и нахальных бездельников. Новичковы становятся порой каким-то неотъемлемым элементом учреждения, словно кукушка при часах-ходиках. Часы делают свое нужное дело, а кукушка периодически выпрыгивает из штатного окошка с бодрым, всеми слышимым "ку-ку". Я, конечно, допускал, что излишне суров в оценке Новичкова, но ничего не мог с собой поделать: меня поражало, как много людей, не задумываясь, принимают кукушку за самую важную, работящую часть в часовом механизме.
"И с таким вот "служебным феноменом" придется лететь на другую планету, может быть, опасную. Почему?" Я мысленно возмутился навязанному решению Таламяна.
Я допил кофе, вставил в ухо телефончик кассеты и, отбросив мысли о малоприятном партнере, углубился в прослушивание.
История экспедиции на Мегеру в самом деле оказалась загадочной. Я быстро набросал конспект.
Восемнадцать лет назад стартовала интересующая меня экспедиция Бурцена. В состав исследовательской группы входили Феликс Бурцен, руководитель экспедиции, специалист по космоэкологии. Его жена, биолог Елена Бурцен, она же бортовой врач. Терри Масграйв - пилот, кибернетик, механик по спецоборудованию. Альберто Тоцци - космогеолог. Анита Декамповерде геофизик. Набиль Саади - астробиолог и контактолог.
Мегера оказалась первой и последней планетой в маршруте Тринадцатой гиперкосмической. На третий день после посадки Бурцен и Декамповерде, работая в лесном районе рядом с озером, сообщили на базу, что в их сознании возникают сумбурные, ни на что не похожие картины. Бурцен высказал предположение, что это могло быть первой попыткой мегерианского разума к контакту. Масграйв посоветовал им усилить защитное поле костюмов, но тут видения стали ослабевать и вскоре прекратились. Бурцен сказал, что они останутся еще на час и потом будут возвращаться.
Больше сообщений не поступало. Когда на базе заволновались и отправились на их поиски, исследователи исчезли. Защитные костюмы выловили в озере. Шлемы нашли позже в траве. Зачем Бурцену и Декамповерде понадобилось снимать шлемы, осталось тайной, но оплошность эта оказалась для них роковой: по мнению большинства экспертов, именно в этот момент они оказались жертвами непонятной стихии.
Неуверенной ноткой в первом отчете прозвучала версия о трагическом исходе телепатического контакта, но члены чрезвычайной, да и последующих экспедиций никаких видений не наблюдали, на основании чего был сделан вывод, что присутствие внеземного интеллекта на Мегере маловероятно.
А все-таки, что это за картины виделись Бурцену и Декамповерде перед гибелью? Почему астронавты сняли шлемы? Может, все же был контакт, который привел к трагедии?
Потоки воды хлестали землю, размывали, дробили, перемешивали спекшуюся корку, стекали в глубокие трещины, избороздившие поверхность. С жадным чмоканьем земля впитывала влагу, спешила напиться. Скалы и грунт темнели, приобретали мокрый блеск и неохотно позвякивали, разбивая дождевые струи на капли, а капли - на брызги. Чваканье, перезвон, треск, шуршание дождя слились в единый звук под этим пасмурным небом, которое начали кое-где разрывать канареечного цвета просветы.
3
Небо очистилось от туч. Пески, еще несколько часов назад мертвые и голые, подернулись зеленым пухом травы. Из каждой щели, трещины, ямки, куда попала вода, теперь выбивались побеги, ползли ветви, выбрасывались во все стороны воздушные корешки. Отдельные растения вдруг раскрывали яркие душистые соцветия, и на них тут же набрасывались насекомые. Некоторые соцветия сами рождали насекомых. Разодрав изнутри стебель толстого хвоща, на свет высунул усатый хоботок иссиня-черный жук. Огляделся, спрятался обратно - что-то ему снаружи не понравилось. Из разрыва в стебле потек густой сахаристый сок.
Я решил лично переговорить со всеми, кто побывал на Мегере. Их оказалось двадцать семь человек. Не так уж мало, но, если учесть, что все они работали в других солнечных системах, пользоваться простой телерадиосвязью было бессмысленно: короткое интервью по принципу "вопрос ответ" растянулось бы на долгие недели. Оставалось запросить канал гиперпространственной связи. Для информационного вестника могли предоставить один вызов, максимум - два...
Я набрался решимости и лично направился к редактору.
От Таламяна я вышел огорченным, но не обескураженным. На большее, чем четыре вызова дорогостоящей гиперсвязи, все равно трудно было рассчитывать. Выбирать не пришлось: самые интересные подробности могли дать только четверо спутников Бурцена и Декамповерде. Не откладывая, я сел в лифт, чтобы вознестись на шестой этаж, где у нас размещается переговорный пункт.
В информатории я занял свободный бокс, включился в канал гиперсвязи, набрав личные номера Елены Бурцен, Саади, Масграйва и Тоцци. Почти сразу же компьютер сообщил, что первый абонент вызов принял. Я почувствовал знакомое волнение, которое всегда испытываю перед разговором с незнакомым человеком. Интересно, как отнесется к моим неожиданным вопросам жена вернее, вдова космоэколога Бурцена?
Экран на моем столе, до этого бесцветно-холодный, ожил, затеплился чуть подрагивающим изображением. Передо мной возникло строгое, не слишком приветливое лицо женщины, чей возраст только-только вошел в категорию, которую принято называть "немолодой". Глаза ее, серые и чуть раскосые, видимо, не знавшие косметики, смотрели с настороженным любопытством и почему-то с обидой. До меня вдруг дошло, что я ее разбудил. Это же надо быть таким невнимательным: не удосужиться уточнить, который у них на Земле час суток. Называется, создал атмосферу взаимного расположения...
- Извините, Елена Петровна, - начал я, - кажется, беспокою вас не вовремя. Но мне поручили с вами поговорить, и у меня только десять минут гиперсвязи...
- Я не люблю вспоминать эту экспедицию, - выслушав мои объяснения, сухо сказала Бурцен. - Я не верю, что Феликс действительно имел контакт с внеземным интеллектом. Это галлюцинации. От каких-нибудь испарений с озера, например. Галлюцинации могли быть вызваны и наведенными примитивными биополями. На Мегере анормально высокий общий психофон. На мозг человека воздействие спонтанных возмущений природного психополя опасно. Для защиты от него мы применяли спецшлемы. Однако очень сильный всплеск психополя мог пробить защиту...
- ...и, пробив, заставить их совершить непредсказуемый поступок. - Я закончил за нее мысль. - Например, сорвать с себя шлем!
Но вдове Бурцена моя поспешная версия явно не понравилась. На ее высоких скулах проступили ненатурально ровные кружки румянца, сразу состарившие женщину лет на двадцать. Вдруг глаза Елены Бурцен налились слезами. Экран подернулся рябью помех, и сквозь космическое пространство до меня донесся затухающий выкрик:
- Да не был Феликс героем, не был! Он был сам виноват в своей смерти...
Я попытался вызвать Набиля Саади, но контактолога дома не оказалось. Коммутатор его института сообщил, что Саади завтра улетает на Эрнандес-3. Разыскивать там профессора могло оказаться делом непростым. Я перевел на имя Саади вызов гиперсвязи и попросил связаться со мной при первой возможности.