– Смотрите-ка, засобиралась! – Мадлен обидно хохотнула и цапнула шкатулку, точно кошка – объедки у зазевавшейся товарки. От неожиданности Немая выпустила сокровище из рук. – Мы с тобой не прощаемся, дорогуша.
И вместо того, чтобы положить шкатулку на комод, Мадлен будто бы забыла, что вещь чужая. Пригрела в руках, отшагнула к двери.
Немая даже не смогла подумать о том, что значит “не прощаемся”. Всё, что она могла сказать, лежало в руках у Мадлен. Другая бы выдрала шкатулку из рук Мадлен, вырвала ей волосы, исцарапала лицо, выдавила глаза. И Немая могла бы, ведь она была выше хозяйки борделя, сильнее и гораздо моложе. И как ей хотелось, как хотелось растерзать Мадлен! Но она не стала. Представила, что злоба, которая жжёт грудь изнутри – красный дым, и вот сейчас она его выдохнет… Выдохнула. Встала на колени и умоляюще сложила руки перед грудью. “Отдай, прошу. Они не нужны тебе. Смилуйся. Я никогда не делала тебе зла и не сделаю”.
Мадлен снова нырнула в личину русалки. Холодной, неземной, которая не понимает ни мольбы, ни чужого горя. Она смотрела так, будто правда не понимала, чего это к ней просяще тянут руки, а сама укрывала бледно-зелёной шалью шкатулку, будто топила в мутных водах. Так бы и утопила, если бы не Кристиан.
– Может, и мне стоит вывернуть карманы? – шутливый, окутанный спокойствием тон его голоса обманул Мадлен.
Немая-то слышала, что той сейчас лучше съёжиться, извиниться, уползти, точно гадине, из которой выжали весь яд, но Мадлен не поняла. Улыбнулась, кокетливо мазнула пальцами по его плечу:
– Хитрая девка спрятала от меня побрякушки. Знаешь ведь, рабыням своего ничего не положено, наворовала. Я всего-то своё забираю.
– Я её купил? – не замечая лопотания хозяйки борделя, спросил Кристиан. Он оставался всё так же спокоен, но теперь и Мадлен почуяла недоброе.
– Конечно, милый, какой разговор…
– Значит, отбирая у неё, ты отбираешь у меня, а я этого не терплю, ты знаешь. Не посмотрю, что мы вроде как друзья, – казалось, и лицо его совсем не изменилось, ни губы не сжал, не нахмурил лоб, а смотреть на него стало страшно. Всё глаза. Так посмотрел, будто все беды мира пообещал. – Ну что, хочешь ещё чего забрать?
Мадлен кисло улыбнулась и перестала кутать шкатулку. Немая позволила себе подойти и забрать сокровище. Потом она взяла Кристиана за руку и кивнула: “Я готова”. В голове зазвучали слова Мадлен: “Не прощаемся”. Немая крепче сжала руку Кристиана.
– Ладно, ладно, Элль, ну, – он мягко высвободился, пропустил прядь её волос между пальцев. – Мне, в самом деле, пора. Пока ты остаёшься здесь, но больше никто тебя… В общем, ты больше не шлюха, просто поживёшь тут некоторое время.
Кристиан велел Мадлен присмотреть за ней и больше не глупить, а потом ушёл.
3
Пожалуй, оставлять выкупленную шлюху в борделе было ещё более идиотской идеей, чем её покупка. Вряд ли Мадлен, получив свои деньги, перестанет видеть в Немой – в Элль, поправил он себя – прежнюю безропотную рабыню. Даже хуже, раньше девушка приносила хозяйке какой-никакой доход, а теперь это просто чужая собственность, до сохранности которой ей мало дела. Ещё и другие шлюхи, небось, позавидуют, а Кристиан прекрасно знал, что хуже женской зависти – только женская ревность.
Он даже задержался ненадолго в дверях “Русалки-развратницы”, но всё же не вернулся за Элль. Нет, забирать её сейчас никак нельзя. Сначала нужно поймать Волка, пока тот снова не сбежал, как уже бывало столько раз. И Кристиан собирался поймать его сам. Не оставлять же немую красотку с кучкой головорезов, которые ещё не успели усвоить, что она принадлежит Капитану и никому больше. Но и не купить Элль прямо сейчас Кристиан тоже не мог. Боялся, что после передумает. Пока на него нашло – решительно и всерьёз – надо было делать, уж он-то себя знал.
Хуже, чем было, ей уже не будет. Снова этот аргумент, и снова он сработал.
Кристиан взял с собой всего троих: Пальца, Селин и Жака, нового, но надёжного паренька, который ещё не успел засветиться с шайкой. Пригодится, чтоб не спугнуть Волка. Остальным двоим он и вовсе мог без колебаний подставить горло – не предадут. Пальцу Кристиан верил, как себе, как верному брату, хоть тот и был ему эдаким обратным близнецом: невысоким, широким в кости, с карими глазами и волосами настолько светлыми и короткими, что просвечивала макушка. По первому времени Палец казался на редкость отталкивающим типом, на которого Кристиан старался не смотреть без особой нужды, особенно на его дикое украшение – отрубленный высохший палец на шнурке, обвивающем шею. Отсюда и прозвище, сколько бы остальные парни не шутили, что Пальцем его прозвали Мадленовы шлюхи то ли за размеры, то ли за мужское бессилие. Смотреть на Селин было куда приятнее, хотя Кристиану и не были по нраву тощие – кожа да кости – блондинки. Впрочем и она красавицей не была, а то бы нашла себе занятие поприятней, чем шататься с изгоями и убийцами. Кто знает, может и сама-то она… В шайке привыкли не спрашивать, разве кто сам рассказывал. Селин не рассказывала.