— Грета Брин, если мы будем тормозить быстрее, это подвергнет наш страт-корабль чудовищным нагрузкам. Он был построен оптимально легким, чтобы экономить топливо, но также достаточно массивным, чтобы выдержать ускорение в одну двадцатую «же» во время первоначальных четырех лет разгона и последних четырех лет торможения. Ты понимаешь?
— Ну да, но…
— Послушай. У «Калачакры» ушло четыре года, чтобы достичь скорости в одну пятую световой. За этот отрезок времени мы прошли меньше половины светового года и сожгли очень много топлива из сбрасываемых баков. Сброс пустых баков сделал корабль легче. Затем в течение семидесяти девяти лет мы «катились под горку» и покрыли более шестнадцати световых лет на пути к нашей цели. Топливо шло только на маневры для коррекции курса. Это очень экономное расходование запаса замороженной антиматерии, с которым мы начали полет.
— Хорошо, — говорю я, потому что старпом Фотранг смотрит так, будто я должна захлопать в ладоши от этого «экономного расходования».
— Так или иначе, в программу полета заложено четыре года торможения на одной двадцатой «же», чтобы поберечь остаток топлива и не дать нашему хрупкому кораблю развалиться на части при более высоких скоростях торможения.
— Но все равно это так долго!
Старпом подводит меня к огромной схеме нашего страт-корабля.
— Если у кого на борту и есть столько времени, сколько нужно на безопасное торможение, так это у тебя, Грета Брин.
— Двадцать три года! Мне исполнится тридцать один!
— Точно, ты превратишься в дряхлую развалину.
Прежде чем я успеваю продолжить свои протесты, она показывает мне всякие разности. Карту внутренних помещений нашей пассажирской жестянки, голограмму системы Глизе 581 и d-куб, демонстрирующий ее живых маму и папу в деревне Драк, что переводится как «Валун», в пятидесяти с чем-то скалистых милях к юго-востоку от Лхасы. Хотя — ну и я балда! — наверное, их уже нет в живых.
Чтобы не выпустить наружу эту мысль, я ляпаю первое попавшееся:
— Мой папа из города с таким же названием!
Нима Фотранг молча смотрит на меня. Глаза у нее яркие и маленькие.
— Боулдер, штат Колорадо. «Боулдер» значит «Валун».
— Вот как?
Она взглядом испрашивает разрешения у капитана Ксао и направляет меня в тоннель, освещенный крошечными огоньками.
— Что ты на самом деле хочешь узнать, детка? Я расскажу тебе, если знаю сама.
— Кто убил Сакья Гьяцо? — И быстро добавляю: — Не хочу быть им!
— А кто тебе сказал, что его святейшество убили?
— Ларри. — Я хватаюсь за длинный поручень. — Мой наставник Ларри Ринпоче.
Старший помощник Фотранг фыркает:
— У Ларри скверное чувство юмора. И он может ошибаться.
Я всплываю вверх.
— А если он прав?
— Тебе так важно знать правду?
Фотранг стаскивает меня вниз.
Ответ вопросом на вопрос, как сухое семечко, застрявшее в зубах.
— Ларри говорит, что будущим ламам надо искать правду во всем и я должна поступать так всегда. И если все будут так делать, то мы опустошим вселенную лжи.
— «Поступай так, как я говорю, а не так, как я поступаю».
— Это как?
Нима — она говорит, чтобы я называла ее по имени, — берет меня за руку и тянет за собой вдоль по тоннелю. Мы добираемся до двери, Нима стучит костяшками пальцев, и дверь открывается. Она впускает меня в свою каюту. Шкаф с выдвижной стойкой и ремнями, терминал нашей корабельной компьютерной сети и уголок, где можно поговорить. Мы вплываем туда. Нима мягко — по крайней мере, это так выглядит — убирает упавшую мне на глаза прядь волос.
— Возможно, у Сакья Гьяцо был сердечный приступ, детка.
— Возможно?
— Такова официальная версия, которую советник Ти изложил нам всем, не спящим призракам, как причину отсутствия Сакья Гьяцо.
Я глубоко задумываюсь.
— А неофициальная версия какая? Что его убили?
— Это одна из неофициальных сплетен, да. Перед лицом неизвестности, детка, люди дают волю воображению, и появляется столько версий, что их не засунуть обратно в мешок, откуда они высыпались. К тому же мы думаем, что засовывание идей в мешок — плохая мысль. Куда лучше было бы вытащить их на свет и выяснить все точно.
Я трясу головой.
— Мы — это кто?
Нима улыбается краешком губ.
— Не те, кто запрещает высказывать правдоподобные версии, отличные от официальной.
— А ты как думаешь, что случилось?
— Мне не стоит этого говорить.
— Вытащи идею на свет.
Ее улыбка становится шире.
— Возможно, я так и сделаю.
— Я новая Далай-лама… ну, может быть. Я могу осветить твою идею. Скажи мне, Нима.