— Логики никакой, но мыслишь верно, — заметил Красин.
«Я что, сказал это вслух?» — ужаснулся Юрка и уставился на шефа.
— Ты вот что, лейтенант... иди вздремни.
— Не-не, — замотал головой Юрка. — Я нормально.
— Ненормально, — отрезал Красин. — У вас же есть в кабинете диван. Не хочешь домой, хоть в отделе поспи. Ты же уже невменяем.
Юрка с трудом сфокусировал взгляд на полковнике, потом на заме, который, пыхтя, утрамбовывал в сумке вещи. Отчего-то спорить у него резко недостало сил, он кивнул и вышел. В голове перекликались гулким звоном колокола.
Глава шестая
Начиналось самое интересное, а Юрку прогнали как школьника.
В кабинете никого не было, только жужжал брошенный компьютер. Юрка выключил свет, наощупь достал из шкафа подушку и одеяло, бросил все на раздолбанный диван, стянул куртку и завалился на диван сам, свесив ноги в обуви.
Под мерное жужжание компьютера неплохо думалось.
В шесть пятнадцать вечера Легков, переодетый женщиной, с сумкой в руках вышел из дома. Куда он пошел? Конечно же, в выселенный дом. Оставил там сумку, потом вернулся, только вот куда? Ждал недалеко от магазина, конечно. И ясно, почему именно «Елочка»: народу там немного, спиртное там не продают, и даже нет вероятности, что к одинокой, ждущей кого-то женщине прицепятся местные алкаши. Около семи подошла сама Плотникова с пустой коляской...
«Вот почему в одном месте Плотникова тащила коляску как санки. Она была пустая, плохо ехала по снегу».
Плотникова зашла в магазин, Легков забрал коляску и покатил ее к старому дому. Плотникова немного подождала, затем побежала «искать» — она тоже надеялась на снегопад, надеялась, что снег скроет следы. Решение дилетанта... убедилась, что «следы пропали», и бросилась в магазин, разыгрывать свой спектакль.
Наверное, ей не повезло, потому что сознательный Якушев еще не ушел. Плотниковой пришлось идти в полицию. Может, она и не рассчитывала, что у нее примут заявление, но то ли растерялась, то ли решила, что времени прошло уже достаточно.
Что в это время делал Легков? Закатил коляску, переоделся, наверное, стер косметику. Это он должен был сделать тщательно — в электричке люди попадаются разные, могли и побить, заподозрив «неправильную ориентацию». Значит, все, чем он косметику смывал, должно либо остаться в старом доме, либо в сумке, либо в ближайшей урне. Юрка порадовался, что копаться в помойке придется не ему...
Потом Легков вылез в окно. Еще одна грубая ошибка или все-таки расчет? Скорее, неумелое заметание следов. Юрка хмыкнул. «Заметали как умели», — решил он. Легков направился на работу, а значит, должен был успеть на электричку в семь двадцать две. Торопился, но не бежал, потому что Якушев четко сказал: шел быстро. Легкову еще надо было выбросить сумку, что он и сделал. Ближайшая «стихийка», свалка, с которой устали бороться местные власти, была как раз по пути на станцию: дачники упорно сваливали за остановкой весь мусор, накопившийся на дачах. Возможно, сумку даже немного припорошило снегом, но Легков не догадывался, что опера прекрасно знают, где искать.
Легков сел на электричку и поехал на работу. Возможно, он как-то объяснил свое отсутствие или попросил подменить себя на время, найдя важный для сменщика повод. Плотникова сидела в ОВД, опера бегали по городу. Где-то находился и ребенок, и это было сейчас самым важным.
Юрка перевернулся на другой бок. Подумал и поджал ноги: «Хрен с ним».
Спланировано все было довольно грубо, с расчетом на какой-то киношный эпатаж. Юрке захотелось встать, выйти в коридор, спросить, когда привезут Легкова, а потом совершенно некорректно, как совсем не подобает полицейскому, дать тому в рыло просто потому, что было обидно: их держали за дурачков.
И не давала покоя мысль: зачем?
Зачем отец и мать, пусть небогатые, но вполне благополучные люди, инсценировали похищение годовалого ребенка? Зачем — или почему? Для сбора денег в соцсети? Но народ делится на две части: одни все равно не дают, по разным причинам, другие дают, наплевав на любые доводы. Первых больше не будет, даже если повесить фотографии материалов дела. Вторым достаточно плаксивого поста матери. Но это если инсценировка похищения была как цель. А если как причина? Кому-то задолжали? Нужно было привлечь к себе внимание полиции, а как к потерпевшим это было сделать лучше всего, безопаснее, надежнее? Хотели кого-то разжалобить? Или, может быть, спрятать ребенка? Плотникова и Легков действовали сообща, но вряд ли причиной были они оба сразу. И скорее Легков, чем Плотникова, юридически мать-одиночка, без работы и образования, без особого круга знакомых в Селезнево. Вряд ли все это было ради каприза, больше похоже на акт отчаяния.