— А это возможно?
— Возможно.
Константина увели. Он долго размышлял и решил все же попробовать свой вариант. Когда его вновь привели к Турову, он заявил:
— Я убил свою мачеху под влиянием внезапного и сильного гнева. Еще не прошло и трех месяцев со дня смерти отца, а она уже привела в наш дом мужчину.
— Понятно, — поморщившись, недовольно пробормотал Туров. — Вспомнили, каким образом яйцо оказалось у вас в руке? Может, вы его взяли со столика, как только вошли?
— Нет, я его не брал.
— А как вы очутились в спальне? Вы услышали шум, доносящийся оттуда, голоса? И что, дверь спальни не была закрыта? Ваша сестра мне все рассказала.
— Что, все? — побелел от ужаса Константин.
— Она не стала скрывать от следствия, что вы и покойная Марина Уманцева находились в любовной связи.
К горлу Константина подкатил ком. Он потянулся к бутылке с водой.
— Но это не правда, — выпив целый стакан, проговорил он.
— Разве? — приподняв брови, внимательно посмотрел на него Туров. — Она еще сказала, что первая заметила нового любовника мачехи, а потом сообщила вам. Она, правда, подчеркивала, что, приводя вас в спальню, хотела только одного, чтобы вы убедились в измене своей возлюбленной и не строили иллюзий по поводу женитьбы на ней.
Константин не мог прийти в себя от услышанного.
— Зачем? Зачем она вам это сказала?
— А вы не догадываетесь? — усмехнулся Туров. — Она хочет, чтобы вы получили по полной программе. Вы получите срок, а она наследство. К тому времени, когда вы вернетесь, многое изменится.
— Но тогда это ее!.. Ее надо обвинить в подстрекательстве. Или как это?.. В соучастии в убийстве.
— Совершенно верно. Ее можно обвинить в соучастии, но только чисто теоретически. К сожалению, у нас нет оснований утверждать, что именно она подсунула вам под руку яйцо. Может, оно уже лежало на постели, когда вы вошли. Может, вы сами, находясь в состоянии аффекта, схватили его. Свидетелей нет. Любой из перечисленных мною вариантов мог иметь место. Но какой именно, доказать невозможно.
— А если я скажу, что это Ленка всунула мне в руку яйцо?
— Значит, вы находились в адекватном состоянии, раз запомнили это, и, следовательно, вам грозит другая статья.
— Но ведь никто, кроме Елены, не может подтвердить, что мы с Мариной были любовниками. И вообще, откуда она могла об этом узнать?
— Разговор наш крутится на одном месте, а у меня не так много времени. Вы лучше скажите, что вам известно об Александре Ильине-Вязигине?
— Что известно? — Константин встрепенулся и даже приосанился. — А то, что Ленка сходила по нему с ума. Звонила ему с утра до вечера, когда он был в Брюсселе, да только он ей не отвечал. Вот она и затаила злобу.
— А Ильин-Вязигин, он проявлял интерес к вашей сестре?
— Странно признаться, но мне показалось, что да. Он приглашал ее несколько раз в ресторан, потом их видели вместе в клубах, на вечеринках у знакомых. Это вызвало недоумение не только у меня. Вы же видели мою сестру, — с презрением подчеркнул он.
— А еще что-нибудь вам известно о нем? Ваш отец никогда раньше не встречался с ним?
— Насколько мне известно, нет. Знаете, он интересовался нашими драгоценностями. Он и меня расспрашивал, мол, где их отец купил. Ну я ответил, что на аукционе в Лондоне.
— Какие драгоценности? — вскинул на него глаза Туров. — Объясните подробнее.
— В тот вечер, когда меня кто-то из приятелей познакомил с ним, на Ленке было сапфировое колье, то самое, из-за которого Каплунов убил маму. Ильин-Вязигин, — с ненавистью проговорил Константин, — отчего-то сильно заинтересовался этим колье и все выспрашивал о нем отца. Мне Маринка рассказывала. Еще, если я не ошибаюсь, у него какой-то родственник пропал в Анголе, и он приставал к отцу, не встречался ди отец с ним. Придурок! Да, и перстень! Маринка все удивлялась, что у него был точно такой же перстень, как у отца.
— Это перстень, который был на руке вашего отца в день убийства?
— Да, он никогда его не снимал. Понимаете, перстень этот принадлежал его другу, Андрею Варичеву, погибшему в Анголе. На нем выгравирован его вензель «АВ».
— Скажите, а ваш отец на самом деле купил сапфировое ожерелье на аукционе в Лондоне?
— Да, конечно, — без тени сомнения подтвердил Константин.
Туров был явно чем-то озадачен.
— Что вы еще можете сказать об Ильине-Вязигине?
Константин надолго задумался.
— Да больше ничего. Ну разве что, он из этих, из бывших… из семьи белогвардейских эмигрантов.
— Ну так что? Пойдете на чистосердечное признание? — неожиданно перевел разговор Туров. — Не станете отпираться, что состояли в любовной связи с вашей мачехой?
— Я сознаюсь, а вы на меня убийство отца повесите, да еще допытываться станете, куда я алмаз дел, — со скрытой яростью проговорил Константин.
— Значит, пока ваша позиция такова: вы убили свою мачеху, этого вы не отрицаете, потому что вас возмутило ее недостойное поведение.
— Да, — подтвердил Уманцев.
— Что ж, ваше право.
Константин теперь не мог сомкнуть глаз. Бессильная злоба доводила его до умопомрачения, до неистового желания выбраться хотя бы на полчаса из камеры, чтобы убить Ленку, а потом можно даже вернуться. Но сначала убить! Ведь по сути дела, он, как марионетка в руках сестры, убрал с ее пути наследницу их состояния. Теперь она, Елена Уманцева, одна из самых богатых женщин столицы. Она умная, она поведет дело отца, не хуже его самого, все разорятся, все на чем-нибудь погорят, а она на этом только руки нагреет.
Глаза у Константина воспалились. Но когда он закрывал их, огонь начинал жечь с еще большей силой.
«Вернуть бы всего одно мгновение, всего одно, — бессознательно шептал он. — Вырваться из настоящего и войти в прошлое…» Он закрывал глаза, «перебрасывал» свое сознание в прошлое, отталкивал роковое яйцо и победоносно улыбался, надеясь открыть глаза и оказаться в своей комнате, но…
«Сколько же мне могут дать? — водил он языком по заживающей во рту ране. — Зубы надо вставить… Чертов урод этот африканец. Смылся, скотина, прямо из-под носа ментов, голый… Вот бы я посмеялся от души, находись в другом месте. — Но все равно, представив себе голого Ильина-Вязигина, мечущегося по спальне, — картинка еще та, — Константин захохотал. Мысли его хаотически меняли свое направление. — Сколько же мне присудят? Да сколько бы ни присудили, все равно срок имеет окончание и тогда… А вот что, тогда? — глубоко задумался он. — Убить Ленку нельзя! Подозрение сразу падет на меня. Но убить надо. Ничего, впереди еще много времени на размышление. Что-нибудь да придумаю!.. — Но тут его словно передернуло: — А где же алмаз? — в страшном волнении подумал он. — Если Ленка не найдет его в спальне Марины, значит, он у африканского гамадрила. Значит, Маринка настолько потеряла голову, что доверила ему продать или спрятать алмаз. Ну да! Зачем ему бегать от богатой невесты? Они намеревались устроить себе сладкую жизнь! Что, Мариночка, хорошо ли тебе сейчас? — жестко усмехнулся Константин и сам ответил: — «Чуть хуже, чем тебе, Костик». — Врешь! — подскочил он с койки. — Врешь! Мне еще будет хорошо, очень хорошо, а вот тебе нет! Тварь!» — он принялся молотить кулаками в стену, потом без сил повалился на койку.
В то же самое время Елена лежала на белоснежной постели одна во всем доме и наслаждалась сознанием, что все принадлежит ей. Теперь она единственная и полновластная хозяйка. Но потом хозяйка кряхтя поднялась, повязала на голову платок, надела халат и отправилась в спальню Марины. Перед ней стояла непростая задача: обследовать каждый сантиметр комнаты. Снять навесной потолок, содрать драпировку со стен, разобрать шкафы, чтобы убедиться, что алмаза здесь нет.
— Стерва, Маринка, ополоумела, доверить алмаз любовнику, — бормотала она по мере того, как прекрасно оборудованная спальня превращалась в голую коробку. — А говорят, богатые не работают, — с нервной ухмылкой заметила Елена. — Еще как работают. Все! — устало обвела она глазами вокруг себя. — Камень у Ильина-Вязигина. Вот же стервец! Ну ничего, я тебя на краю света сыщу. Я тебе спокойной жизни не дам!»