Летом 1924 года Советское правительство запросило в Варшаве агреман (согласие) на назначение новым послом СССР в Польше П. Л. Войкова. Почти две недели польское правительство медлило с ответом. Наконец, после двух дней тайного обсуждения в политическом комитете Совета министров принимается решение: согласие на агреман поставить в зависимость от данных о роли Войкова в екатеринбургских событиях 1918 года. "С целью выяснения решающего для предоставления агремана вопроса" о причастности Войкова к этим событиям, гласило решение, польскому МИДу следует истребовать "от комиссара иностранных дел Чичерина подтверждение, что Войков к этому не причастен" (23).
22 августа польский министр иностранных дел Скшиньский направляет Г. В. Чичерину запрос. Он отдает должное "неоспоримым талантам", "объективности" и "широте взглядов" П. Л. Войкова, которого польские коллеги уже знают по совместной работе (Войков возглавлял советскую делегацию в советско-польской комиссии по реализации Рижского договора), но варшавские власти хотят знать, участвовал он в известной екатеринбургской акции или не участвовал? (24)
Как мы уже знаем, Войков не подписывал приговор семейству Романовых и не принимал участия в казни. Участие его в екатеринбургских событиях выразилось разве лишь в том, что он известил Ипатьева о временной реквизиции его особняка да еще в том, что, будучи комиссаром продовольствия, заботился о пропитании семейства Романовых, что было делом нелегким по тому времени. О чем Чичерин, в полном соответствии с истиной, 4 сентября 1924 года сообщил Скшиньскому, что Войков к акции не причастен. Попутно народный комиссар, сам бывший дворянин, выходец из старинного рода царских сановников и дипломатов, написал польскому министру: "Я не помню момента в истории борьбы польского народа против угнетения царизмом, когда борьба против последнего не выдвигалась бы как общее дело освободительного движения Польши и России" (25). По убеждению Чичерина, нет поляка, "который бы не помнил о тех ярких и глубоко прочувствованных стихах, в которых Адам Мицкевич вспоминает о своем близком общении с Пушкиным" и, между прочим, о том, как два великих поэта стояли в Петербурге перед статуей одного из царей Романовых, "покрываясь одним плащом" (26). "Я не сомневаюсь, - писал далее Чичерин, - что Адам Мицкевич был вполне солидарен с известными стихами Пушкина:
Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу".
Чичерин называет в своем письме и "Кордиана" Юлиуса Словацкого, чтобы напомнить адресату ту "сцену из этой драмы, где голосами из народа осуждаются на смерть не только царь, но и его семья" (27).
Чичерин выразил убеждение, что все те, кто боролся и пал за свободу России и Польши, "иначе отнеслись бы к факту уничтожения династии Романовых, чем это можно было бы заключить из ваших сообщений" (28).
Войков получил агреман. Пробыл он на посту советского посла в Польше неполных три года. 7 июня 1927 года на перроне Главного вокзала в польской столице белогвардейский террорист Б. С. Коверда шесть раз выстрелил из пистолета в упор в П. Л. Войкова и смертельно ранил его. Как само преступление, так и открывшийся 15 июня того же года судебный процесс над преступником показали, что монархические банды, орудовавшие при попустительстве польских властей, разоружаться не собираются. Источаемый ими яд ненависти отравляет атмосферу в Европе, создавая очаги угрозы миру и безопасности у самых советских границ, Встав в позу, террорист на суде заявил перед лицом сотен представителей мировой прессы и международной общественности, что выстрелами в Войкова он "отплатил за Екатеринбург".
Даже в наше время западная буржуазная пропаганда не упускает случая сказать доброе слово про убийцу Бориса Коверду. Некоторые антисоветчики не стесняются заявлять, что выстрелы Коверды "попали куда надо". (Виктор Александров называет эти выстрелы "точными", "совершенно верными", поскольку "причастность Войкова к событиям в Ипатьевском доме ни прежде, ни сейчас не вызывает ни у кого сомнений".(29))
Сегодня Коверду можно встретить в Нью-Йорке. Не так давно с ним задушевно побеседовал и Александров. Конечно, вздыхает он, десять лет довоенного сидения за польской тюремной решеткой наложили свою печать на "идеалиста" Коверду. Но времени прошло много. Жалеть не о чем. Сказали ему тогда стрелять - он и стрелял. Кто сказал? "Еще рано разглашать имена соучастников, - поясняет Коверда Александрову, - но придет день, и я их назову" (30). Пока же он, не слишком стесняясь, может засвидетельствовать, что "действовал не один и оружие дали ему антисоветские, антикоммунистические организации" (31).
Рядом с убийцей действуют отравители атмосферы - авторы и распространители фальшивок. Новейшее изделие мастерской антисоветского подлога - так называемые "Записки Войкова", пущенные в оборот и в настоящее время имеющие широкое хождение на Западе.
Речь идет, собственно, о двух фальшивках.
Первая - это "Записная книжка Войкова" (нечто вроде дневничка екатеринбургских дней). Ее якобы утаил бывший секретарь советского посольства в Варшаве, работавший вместе с Войковым. Позднее этот "видный советский дипломат", прихватив книжечку, бежал на Запад, где и предал ее гласности.
Вторая - это так называемое "досье Гутека". Дело Коверды якобы включало секретную папку переписки посла Войкова с польскими коммунистами. Он подробно рассказывал им в этих письмах, как "расправился" с царской семьей. В разрушенной гитлеровцами Варшаве сгорело и здание суда, но некий судейский чиновник Гутек спас часть документов, в том числе будто бы и папку с письмами Войкова, снеся их домой. Во время эсэсовской карательной "Операции Рейнгардт" Гутек погиб; его друзья передали папку на Запад.
Содержание обеих фальшивок - детальное описание всяких ужасов, в центре которых стоит Войков. Дикая стряпня, которая заставила бы позеленеть от зависти самых беззастенчивых подручных из кухни Иозефа Геббельса.
Уральский финал царской династии предопределила печальная, но неотвратимая историческая необходимость. В массе населения страны, которую силы контрреволюции ввергли в пучину гражданской войны, известие о казни Романовых мало кого задело за душу. Тиранили Россию Романовы, не зная сострадания. Не проявил и народ сострадания. В вечер Ходынки царская чета по пути на бал равнодушно проезжала мимо встретившейся длинной вереницы телег с трупами раздавленных и задушенных. Прошла равнодушно и Россия мимо погребального костра в урочище Четырех Братьев.
В свое время В. И. Ленин, рассматривая возможность создания в России конституционной монархии английского типа, писал, что если в такой стране, как Англия, которая не знала ни монгольского ига, ни гнета бюрократии, ни разгула военщины, "понадобилось отрубить голову одному коронованному разбойнику", чтобы обучить "конституционности" королей, то в России "надо отрубить головы по меньшей мере сотне Романовых", чтобы отучить их преемников от преступлений (32).
Революция ограничила число казненных Романовых девятнадцатью, развеяв их пепел над отрогами Уральских гор. И эту свою миссию революция выполнила с основательностью, сделавшей навсегда невозможным появление в России каких-либо преемников царской династии.
В свое время специальный корреспондент парижской газеты "Тан" в Москве, наглядевшись на коронационные торжества, повертевшись в конце дня Ходынки на балу у Монтенбло, заключил свою корреспонденцию ироническим восклицанием: "Эй, народы! Не ропщите на нас! Когда мы кончим, вы возьмете метлы. Правда, от них поднимется пыль. Но она уляжется, и можно будет дышать" (33).
Пыль улеглась, и стало возможно дышать...
(1) А.Ф. Керенский. Издалека. Сборник статей. Париж, 1921, стр. 187.
(2) там же
(3) Соколов, стр. 116.
(4) там же
(5) В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 63.
(6) "Исторический архив", 1958, No 1, стр. 5-6.
(7) В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 311.
(8) Декреты советской власти. Сб., т. 1, стр. 490-491.