Сначала пост главы мирной делегации был предложен Муравьеву, послу в Риме. Муравьев было согласился, рассчитывая получить за миссию по крайней мере сто тысяч рублей. Когда же выяснилось, что на поездку, включая суточные, гостиничные и проездные, ассигновано всего пятнадцать тысяч, он отказался, сославшись на нездоровье. Предложили миссию Извольскому, послу в Копенгагене, - тоже отказался. Предложили Нелидову, послу в Париже, - и тот уклонился. Тогда Витте велит ехать Ламздорфу, напомнив, что представительство на мирной конференции больше всего соответствует компетенции министра иностранных дел, "не говоря уже о том, что он (Ламздорф) был одним из главных виновников войны" (II-394). Но воспротивился и обычно исполнительный служака Ламздорф: не слишком утруждая себя аргументацией, он просто возразил, что "оставить свой пост не может". Витте явился во дворец с жалобой, что намеченные кандидаты один за другим отказались. Николай, не долго думая, велел на эти пятнадцать тысяч рублей ехать самому Витте.
Позднее Витте вспоминал: "Так как я получил на поездку пятнадцать тысяч рублей и потом дополучил пять тысяч, всего двадцать тысяч рублей, то я должен был приплатить несколько десятков тысяч из собственного кармана". Как могло хватить казенных командировочных, жаловался Витте, если только за номер в портсмутской гостинице взимали с него триста восемьдесят рублей в сутки, и лишь по заключении договора, когда он перешел на положение частного лица, эту плату американцы снизили ему до восьмидесяти двух рублей в сутки (II-448).
Конференция в Портсмуте открылась 27 июля (9 августа) 1905 года; переговоры длились двадцать семь дней. 23 августа (5 сентября) С. Ю. Витте от имени России и Дзютаро Комура от имени Японии подписали договор. Его результатом было утверждение японского империализма на азиатском материке. С этого времени токийское правительство в открытую возомнило себя хозяином Кореи (через два с половиной месяца после Портсмута оно навязало этой стране договор о протекторате, а спустя еще пятилетие, в 1910 году, включило Корею в состав Японской империи). Перешли к Японии Квантунский полуостров с Порт-Артуром и Дальним, южная ветка КВЖД, а также половина русского острова Сахалин (к югу от 50-й параллели). Но с добычей вышла из конфликта не только Япония. Чужими руками вытащил из дальневосточного костра груду каштанов и берлинский кузен Николая.
Вильгельм поставил ставку на длительное изнурение России в этой войне. Расчет его оказался не столь уж неточным: от схватки, которая Россию действительно ослабила на многие годы, Германия, по мнению Витте, "выиграла больше всех". Добился кайзер "такого громадного результата... маневрами, основанными в значительной мере на том, что он, наконец, понял, что представляет собой Николай" (Витте, II-408). Еще 28 июля 1904 года Витте, по прямому указанию Николая, без всяких оговорок подписал в Берлине новый торговый договор с Германией, точнее, дополнительную конвенцию к русско-германскому договору о торговле и мореплавании от 1894 года.
По этому соглашению немцы резко повышали импортные пошлины на русскую пшеницу и рожь; русские же ставки обложения германского промышленного ввоза в Россию оставались на прежнем, крайне низком уровне. Пошлины на вывозимый из России в Германию лес были снижены, но одновременно повышались тарифы обложения импортируемых изделий русской деревообрабатывающей промышленности. В общем и целом, еще более, чем в 1894 году, усугублялась роль русского экономического партнера как поставщика сырья. Договор был пронизан стремлением германских экспансионистов удержать Россию в роли источника дешевого сырья для германской промышленности, а также широко раскрытого, н защищенного барьерами рынка сбыта немецких промышленных товаров.
И это был лишь один из призов, которыми берлинский кузен вознаградил себя за удачу поджигательского гешефта на Дальнем Востоке. Сталкивая Петербург с Токио, Вильгельм извлек для себя еще кой-какую поживу.
Циндао. Воспользовавшись моментом, когда Россия и Япония вступили в вооруженное противоборство, кайзеровская Германия без особых помех укрепилась на этом захваченном еще в 1898 году плацдарме, открывавшем возможность дальнейшего империалистического проникновения в Китай. Не теряя времени, кайзеровские морские стратеги во главе с Тирпицем в течение 1904-1905 годов переоборудовали и оснастили Циндао как главную базу своего военного флота в Восточной Азии. Впрочем, удерживали они эту базу сравнительно недолго. Их японские выученики не дали им там засидеться. 23 августа 1914 года Япония, присоединившаяся к Антанте, объявила войну Германии и, воспользовавшись отвлечением сил кайзера на европейские фронты, захватили Циндао, а также группу тихоокеанских островов (Каролинские, Марианские и Маршальские).
В руках японцев Циндао находился до 1921-1922 годов. Развернувшееся под влиянием победы Великой Октябрьской социалистической революции китайское революционное движение, а также активная поддержка, оказанная русским рабочим классом китайскому, вынудили японских империалистов убраться из Циндао; обратилось в шелуху пресловутое агрессивное "21 требование" Японии к Китаю. В дальнейшем японцы вновь пытались водвориться в Циндао, но с военной и прочей братской помощью Советского Союза китайский народ окончательно изгнал империалистических захватчиков - как японских, так и иных... .
Роминтен. Подписав Портсмутский договор, Витте возвращается домой, а по пути, по указанию Николая II, наносит визит Вильгельму II в его охотничьем замке Роминтен, неподалеку от русско-германской границы. На станции у Роминтена русского премьера встретил, проводив к кайзеру, тот самый граф Эйленбург, в руках которого сосредоточивались все нити германского шпионажа в зоне русской западной границы, с центром этой службы в Вержболове главном русском контрольном пункте на границе. Витте нашел Вильгельма в приподнятом настроении: ведь "дело его было в шляпе: война ослабила Россию и развязала ему руки с востока"...
Премьера угощают завтраком и обедом. Тосты кузена берлинского во здравие кузена петербургского. Тосты за Портсмут и Бьерке. Кайзер самодовольно хохочет. После обеда "все держали себя весьма непринужденно, расселись на креслах около столика, пили кофе, пиво и курили". Хватит о делах, можно и поболтать о том, о сем. "Начали по очереди рассказывать различные смешные истории и анекдоты". Какие? Уж во всяком случае не о том, как Штакельберг, Фок и Стессель показали японцам свои спины. Говорили о зайцах, вальдшнепах, дамах и гусарах. "Император больше всех смеялся, причем меня поразило его отношение к графу Эйленбургу. Император не сидел на отдельном кресле, а на ручке кресла, на котором сидел Эйленбург, причем его величество правую руку держал на плечах графа, как бы его обнимая. Граф же держал себя менее всех принужденно, так что, если бы кто-либо взглянул в эту комнату, не зная никого из там находящихся, и его бы спросили, кто из присутствующих германский император, он скорее указал бы на графа Эйленбурга, нежели на Вильгельма. Обращение императора с ним показало мне, что он пользуется у кайзера особым доверием" (II-457).
Преисполненные взаимной любви и преданности, почти в обнимку, и пошли навстречу грядущему кайзер и его обер-шпион, богом данная власть и ее тайная служба.
От Циндао - к Бьерке. От Бьерке - к Свинемюнде. От Свинемюндек Потсдаму. От Потсдама - к Танжеру, к прыжку "Пантеры". И, вконец потеряв голову, поддавшись собственному исступлению, от марокканской провокации - к боснийской, от "Пантеры" - к Сараеву и далее - вплоть до того летнего августовского вечера, когда кайзеровский посол, войдя в кабинет Сазонова и не здороваясь, замычал: