Выбрать главу

— Это право — право дикаря, — ответил я, — но во всяком случае не цивилизованного человека.

— Господин профессор, — живо возразил капитан, — я не считаю себя тем, кого вы называете цивилизованным человеком! Я всецело порвал с обществом по причинам, в которые никого не желаю посвящать. Я более не подчиняюсь его правилам и прошу вас никогда не ставить их мне на вид.

Это было сказано откровенно, вспышка гнева отразилась в огоньке, блеснувшем в глазах незнакомца, и мне представилось, что в жизни этого человека было что-то ужасное. Он не только поставил себя вне человеческих законов, но и стал независим и свободен в самом широком значении этого слова.

Кто бы осмелился его преследовать в глубинах морей, когда на их поверхности он разрушал все направленные против него усилия. Какой корабль мог устоять, получив удар от этого подводного монитора? Какой броненосец, как бы ни была толста его броня, мог бы выдержать удары его тарана? Никто из людей не смел бы потребовать у него отчета в действиях. Бог, если он в Него верил, совесть, если он ее имел, были единственные его судьи, от которых он зависел.

Все эти мысли быстро промелькнули в моем уме, в то время когда этот странный человек стоял молча, как бы погруженный в свои мысли. Я его рассматривал со страхом и с интересом, без сомнения, точно таким же, с каким Эдип смотрел на сфинкса.

После довольно продолжительного молчания капитан обратился ко мне.

— Я колебался, — сказал он, — но потом я пришел к заключению, что мой личный интерес можно будет в данном случае согласовать с тем естественным чувством сострадания, на которое каждый человек имеет право претендовать. Вы останетесь на моем судне, потому что судьба вас сюда забросила. Вы будете пользоваться свободой, и взамен этой свободы — впрочем, весьма относительной — я предложу вам только одно условие. Одного вашего обещания исполнить его мне достаточно.

— Говорите, милостивый государь, — ответил я, — я наперед знаю, что это одно из тех условий, которое честный человек может принять.

— Да, и вот оно. Возможно, что некоторые неопределенные обстоятельства заставят меня удалить вас в вашу каюту на несколько часов и даже дней. Не желая прибегать к насилию, я рассчитываю в этих случаях на полное с вашей стороны пассивное послушание. Действуя таким образом, я снимаю с вас нравственную ответственность свидетеля. И я должен принять все меры, чтобы вы не видели того, чего не должны видеть. Принимаете ли вы это условие?

На судне, следовательно, происходило нечто такое, чего не должны были видеть люди, руководствующиеся общественными законами. Из всех сюрпризов, которые меня ожидали, настоящий был из числа наиболее меня изумивших.

— Да, мы принимаем, — ответил я. — Только я буду просить у вас, милостивый государь, позволения обратиться к вам с единственным вопросом.

— Говорите.

— Вы сказали, что мы будем пользоваться свободой на вашем судне?

— Да.

— Позвольте узнать, что вы подразумеваете под этой свободой?

— Выходить, когда захотите, из вашей каюты, ходить повсюду, осматривать все, что делается на судне, за исключением весьма редких случаев, короче, пользоваться той же свободой, которой пользуемся я и мои товарищи.

— Виноват, — возразил я, — но это та свобода, от которой каждый заключенный стремится убежать. Она для нас недостаточна.

— Но вы должны удовольствоваться ею.

— Как, мы должны отказаться от надежды увидеть родину, друзей, родителей?

— Да, милостивый государь. Но отказаться от невыносимого гнета общественной жизни, в котором люди часто видят свободу, не должно быть так тягостно, как это вам представляется!

— Я думаю, — воскликнул Нед Ленд, — что никогда не дам слова не искать случая убежать отсюда!

— Я и не требую от вас слова, Нед Ленд, — холодно ответил капитан.

— Милостивый государь, — возразил я, теряя самообладание, — вы злоупотребляете своим положением по отношению к нам. Это жестоко!

— Нет, милостивый государь, это великодушно. Вы мои пленники, захваченные в бою. Я вас охраняю, тогда как достаточно было одного слова, чтобы вас бросить в бездну океана. Вы на меня нападали! Вы явились похитить тайну, которую ни один человек в мире не должен знать, — тайну моего существования. И вы полагаете, что я возвращу вас обществу, которое не должно меня знать? Никогда! Удерживая вас, я не вас, а самого себя охраняю.