В другой раз, часа в три утра, нас разбудила уже женщина-рейнджер – разумеется, тоже верхом. У них там вообще любят делать дела верхом, может, даже любовью на лошадях занимаются. Мы с Маноло спали в «Понтиаке», удобном и длинном, словно гостиная. Уставив луч фонарика в лобовое стекло, амазонка взвизгнула, будто обнаружила парочку маньяков-убийц. Мы поднялись выяснить, чего ей надо. В ходе оживлённой дискуссии всё прояснилось: оказывается, «Понтиак» наехал на белую разметку на асфальте, и рейнджерша разбудила нас посреди ночи, чтобы мы выровнялись. Маноло завёл машину и припарковал её по линии. Что касается меня, я бы с удовольствием припарковал её прямо в рейнджершу, но сдержал свой порыв: с полицейскими там не шутят – чревато. Вообще, глядя на неё, я чувствовал безграничное сострадание. Сострадание лошади, конечно.
Сколько же десятидолларовых штрафов, сколько же унижений я получил в этой демократической, толерантной Америке! И всякий раз вспоминал о наших эмигрантах, которые много лет назад, спасаясь от невзгод, отправились искать счастья на до отказа забитых кораблях-скотовозках. Они пели: «Господи, дай мне сто лир, я в Америку поехать хочу». Если бы только они знали! А потом, добравшись до места, ещё и в карантине сидели, как чумные.
Через несколько дней мы решили перебраться из Йосемити в парк Джошуа-три в калифорнийской пустыне Мохаве, где потрескавшиеся от солнца скалы высятся на фоне совершенно лунного пейзажа. К тому времени к нам присоединился ещё и Джанни Поццо, приятель-пожарный из Спилимберго. По дороге, уже ближе к вечеру, мы припарковали наш космический корабль на обочине, чтобы перекусить. Непростой это был автомобиль: сверхнавороченный, сверхкрупный, сверхбезопасный. Автомобиль, обладавший разумом – и изрядной толикой цинизма. Например, не пристегнув ремней безопасности, мотор нельзя было завести даже чудом.
Доев свой обычный салат с йогуртом и чёрствым хлебом, мы решили двигаться дальше. За рулём был Маноло, которого периодически подменял Ханспетер. Волшебник повернул ключ зажигания, но наш корабль молчал. Он попробовал ещё раз... и ещё... но все без толку: движок не подавал признаков жизни, отказываясь заводиться.
– Кто-то не пристёгнут! – возмутился водитель.
Однако проверка показала, что все пристёгнуты.
Тогда мы открыли капот и заглянули внутрь. Потрогали там, посветили здесь. Пространство под капотом напоминало чрево атомной электростанции. Огромный двигатель загадочно и нагло скалился, не давая нам двигаться дальше.
– Толкнём? – предложил я.
Мы упёрлись руками в стойки – всё равно что пытаться сдвинуть гору. Стоило волшебнику отпустить сцепление, мы падали носом в землю: резкое торможение, ничего не поделаешь. Печальное зрелище. Бензина у нас хватало: полагая, что пустыня будет такой, как в вестернах, мы наполнили про запас три канистры, не зная, что через каждые пятнадцать миль там есть заправка с баром и залом игровых автоматов. Наивные души, мы торчали посреди асфальтовой полосы между песком и небом, размышляя о том, чтобы выбраться из этой ситуации.
Наконец показался один из этих грузовичков, которые там называют «пикап». Мы его тормознули. Парень в ковбойской шляпе сразу же просветил нас, что до заправки всего пара миль.
– Круто! – раздался нестройный хор. Но не успели мы его поблагодарить, как пикап уже скрылся из виду.
Ну что ж, ноги в руки и вперёд.
Вчетвером, собрав все силы, мы принялись толкать наш космический корабль в сторону станции техпомощи: пятьсот метров – перекур, пятьсот метров – перекур. Пустынное солнце жарило в загривок, хотя был только апрель. Наконец в колышущемся над раскалённым асфальтом мареве показалась желанная заправка. Мы объяснили нашу проблему механику. Тот, тоже в ковбойской шляпе, залез на водительское место, повернул ключ, глянул на приборную панель, выбрался наружу и, обойдя машину сзади, хлопнул багажником. Потом с усмешкой оглядел нас и сказал, что можно попробовать завестись. Маноло сел за руль, повернул ключ, и двигатель взревел. Парень расхохотался. Эти машины не заводятся, если что-то не в порядке, сказал он. Багажник был плохо закрыт, вот движок и не запускался. Мы молча переглянулись.