К своим сорока Олли обзавёлся хитро прищуренными глазками, обрамлённой редкими секущимися волосами лысиной и скособоченной походкой койота, вглядывающегося в даль в надежде заранее распознать опасность. Вечная боязнь материнского гнева висела над ним дамокловым мечом, заставляя вести двойную жизнь, где сменяли друг друга набожное и грешное, молитвы и ругательства, «Цветочки Франциска Ассизского» и путаны, вино и минералка. Он настолько досконально изучил технические аспекты, что старушка ничего не замечала и даже не подозревала о вовсе не ортодоксальных проделках сына. На каждый большой праздник тот являлся к ней в гости с подарком, каким-нибудь подходящим сувениром невеликой ценности, доказывавшим однако (или призванным доказать) его привязанность к ней и веру в Господа.
Как-то по случаю Рождества Олли подарил ей обувную коробку, набитую дешёвыми открытками с изображением святых, купленными за пару медяков на блошином рынке в Годега-ди-Сант-Урбано, что в Тревизо. В другой раз принёс пластиковое распятие с отломанными по локоть руками, подобранное возле разрушенного дома, заявив, что это «Христос подёнщиков», и она расплакалась, увидев, что святой покровитель работающих руками сам рук лишился. Когда же синьора спросила, что означают столь чудовищные увечья, Олли ответил: «Знаешь же, как говорят: от усталости руки отваливаются».
На Пятидесятницу он притащил ей картину темперой какого-то чокнутого алкаша из Валь-Мистроны с изображением апостолов, играющих в морру[6]. Мама поинтересовалась, что же это делают двенадцать апостолов, выложив руки на стол.
– Считают, сколько стоит ужин, – ответил сын.
Он подшучивал над ней, но в то же время побаивался: верила она фанатично и, следовательно, представляла реальную опасность. Ещё и подозрительна была, что твоя куница: беда, если прознает об обмане, – станет непреклонной и склочной, а то и расходы урежет до размеров милостыни.
Случилось так, что приближалась Пасха. Накануне Олли по очереди совершал возлияния во всех окрестных барах и напрочь забыл купить матери подарок. Осознав наконец суть произошедшей катастрофы, он хлопнул себя по лбу и исповедался в этой печали своему верному молчаливому партнёру по выпивке, Остелио Хвосту.
– Принеси ей коломбу, – буркнул Остелио, – с коломбой никогда не ошибёшься.
– Так ведь нету, а магазины уже закрыты.
– Зато есть у меня, и я готов с тобой поделиться, я ведь сладкого не ем.
– Эх, хорошо бы, – голос у Олли дрожал от ужаса.
– Завтра утром занесу, – послышался ответ. – А пока давай-ка выпьем, домой я пока идти не готов.
И они пили, пока их не выставили из бара.
На следующее утро Остелио заявился к Олли с пасхальной коломбой в красивой синей коробке.
– Вот, – сказал он, – обвяжи лентой и сможешь сохранить лицо.
– Спасибо! – выдохнул Олли. – К десяти пойду с мамой на мессу, там ей коломбу и отдам. Ты меня от серьёзных неприятностей спас.
– Не благодари, – отвечал приятель, – лучше скажи, чего ради ты ходишь в церковь?
Сказав это, он иронично пожелал счастливой Пасхи, вышел на улицу и забился в первую же попавшуюся остерию.
Настало время мессы, на которой, разумеется, присутствовал и Олимпио. Он уселся на самом видном месте, чтобы все, включая маму, его заметили. Мужчины располагались на скамьях справа, женщины слева, поскольку в небольших городках, притулившихся к самым горным вершинам, до сих пор решительно не приемлют равенства полов. После службы все вместе вышли на церковный двор. Начались поцелуи, рукопожатия, поздравления и прочие приятности, повсюду были видны улыбки, слышались пожелания счастливой Пасхи. Олимпио обнял мать, поцеловал её в щеку, подобрал приличествующие случаю слова и пообещал зайти на обед.
– Не опаздывай, будут твои тётки, – проворчала синьора властно и, несмотря на полученное причастие, довольно сурово.
Около часу Олли вошёл в материнский дом с коломбой под мышкой. Там уже стоял непрестанный бубнёж – это болтали три приехавшие издалека незамужние тётки. Олли водрузил коробку на холодильник и состроил печальную мину.
– Принёс вам коломбу: больше ничего не было, даже шоколадного яичка, так что нормального подарка в этот раз, как ни бился, не нашёл, – соврал он самым покаянным тоном.
Мать ответила, что и так хорошо, ведь достаточно и безгрешных помыслов: вот приди он с пустыми руками, было бы несчастье! Сели обедать, но не раньше, чем хозяйка прочла общую молитву. Ели козлятину и другие вкусности. Родственницы привезли вина. Олли хотел было этим воспользоваться, но мать, этот цербер в юбке, всякий раз рычала:
6
Игра, известная в Италии ещё с античности, в которой каждый из игроков по сигналу показывает некоторое количество пальцев, а для победы нужно угадать общую сумму.