Как-то раз два друга, один из которых позже погиб, упав с ледяной стены, отправились в уединённую горную долину, чтобы подняться на какой-нибудь водопад. Мороз стоял страшный, так что, несмотря на тёплую одежду и двухчасовой марш-бросок, по прибытии на место ноги и руки у них слегка задубели.
Это было в середине января. Долина тянулась с юга на север. Над впавшим в зимнюю спячку миром высился как будто перенесённый с другой планеты горный пейзаж. Кое-где, словно пена в замёрзшем море, виднелись обледенелые цветы. Деревья покрывали хлопья сахарной ваты, подо льдом что-то шептал небольшой ручеёк, а окоченевший снегирь встретил двух смельчаков негромким фить-фить. Водопадов было множество, выбирай – не хочу. Более того, ни на один из них ещё не поднимались, оставив, так сказать, девственными: никто ни разу не поцарапал их ледорубом или кошками – настоящая находка.
В то время на рынке как раз появились синтетические комбинезоны, полностью закрытые, водоотталкивающие, лёгкие и очень тёплые – идеальный выбор для минусовых температур. Двум друзьям ценой серьёзных жертв удалось накопить на эти новые комбинезоны, и они этим страшно гордились, при всяком удобном случае расхваливая преимущества чудесной синтетики. Но лютой зимой в середине января в горной долине мороз всё-таки выигрывал у новых технологий – пусть и совсем немного.
– Черт, холодно, – проворчал Джанкарло, хлопая друг о дружку одетыми в перчатки руками.
– Ага, – ответил не менее удручённый Альдо. – До костей пробирает.
Было ещё довольно рано, и они решили разжечь костёр, чтобы спокойно подготовить восхождение, не страдая от мороза. Топлива хватало: вокруг росли огромные сосны, у подножия которых валялось предостаточно тонких сухих веточек, годных на растопку, и это не считая лиственниц, сломанных лавиной горных сосен и прочих смолистых материалов, готовых вспыхнуть от одного взгляда. Снега намело немного, так что друзья легко нашли ровную площадку и занялись костром. Будучи экспертами в вопросах жизни под открытым небом, они разделили задачи: Альдо разжигает хворост, Джанкарло идёт за топливом. Альдо курил, и курил много. Едва костёр разгорелся, он, затянувшись неизменным «голуазом», принялся распаковывать верёвки и обвязки.
– Брось, – выговаривал ему Джанкарло, – зачем тебе этот яд?
– У тебя что, привычек нет?
– Конечно, есть.
– Тогда избавляйся от них, это тоже яд. Любые привычки – яд.
Перекидываясь колкостями, они, тем не менее, ценили друг друга и хорошо ладили, всю жизнь совершая восхождения только вместе. Когда Джанкарло сорвался с того водопада, запал у Альдо иссяк – по крайней мере, на время. Он ещё не раз ходил в горы, но ужасно терзался потерей лучшего друга. Поднимаясь вместе, мы с Альдо всякий раз заговаривали о нём. Уход Джанкарло наложил отпечаток и на меня, ведь нас тоже связывала дружба. Мне кажется, его любили все на свете: он был хороший человеком и верным другом, потому и врагов не имел.
Докурив сигарету, Альдо достал из рюкзака верёвку. То же сделал и Джанкарло. Мороз яростно кусал даже через полностью закрытый комбинезон из столь фанатично расхваливаемой ткани, и прежде чем приступить к восхождению, Альдо встал у костра погреть напоследок косточки. Чтобы пламя разгорелось посильнее, он схватил охапку хвороста и недолго думая бросил её в костёр. Та упала прямо в огонь. Языки пламени метнулись во все стороны, начав облизывать ноги Альдо. Это явно не входило в планы создателей ткани: всё равно что плеснуть в огонь чистого бензина. Джанкарло услышал только пуфф, а когда обернулся, увидел Альдо в одном нижнем белье: за какие-то три секунды на нём остались лишь сапоги. Он яростно хлопал себя по бёдрам, пытаясь оторвать прижарившиеся к ногам и рукам куски ткани. Джанкарло бросился на помощь. Управились они быстро, но выглядел бедняга Альдо просто ужасно. Впрочем, даже обожжённый в нескольких местах, он сохранил олимпийское спокойствие и изрёк:
– Что ж, эта ткань прекрасно защищает от холода. Но никак не от жара.
Тем и кончилось их восхождение.
Альдо, завернувшемуся в то немногое, что смог ссудить ему друг, пришлось, чтобы не замёрзнуть, мчаться домой галопом, и всё время этого позорного отступления Джанкарло над ним потешался. Впрочем, поводов для смеха оказалось маловато: следующие три дня его друг провёл в больнице.
20
Штраф
После смерти матери близнецы Фульвио и Карло Сантамария, пятидесятилетние холостяки, вконец обнищали. Старушка была для них всем: спасательным кругом, солнечным островком, где можно найти убежище от усталости и боли после кораблекрушения в ежедневно выпиваемом море вина.