Вокруг человека, медленно ползущего по склону под тяжким бременем своей ноши, нервно гудели пчелы. Казалось, им хочется проводить его или, может, чем-то помочь: вместо того, чтобы облетать цветы, они заинтересованно вились вокруг этого странного, на их взгляд, животного.
То была пора пастбищ, густых запахов лета, медлительной работы неразговорчивых пастухов посреди вечного одиночества залитых солнцем лугов, утопающих в безкрайней полуденной тишине. Невозможно было даже себе представить, что через несколько лет всё это будет стёрто с лица земли, исчезнет, не оставив следа. От прошлой жизни не останется даже воспоминаний. И только в памяти тех, кто знал и понимал тот мир, будут тлеть несколько слабых угольков.
Тем временем наш крепыш, оставив позади Сан-Лоренцо, уже взбирался по крутому склону Монферрара, что ведёт прямо к Бреголина-Гранде. Он частенько останавливался, опуская мешок на какой-нибудь камень или торчащий пень, чтобы легче было потом поднять, иногда делал глоток вина из фляги и снова шёл, покачиваясь под весом своего креста и время от времени матерясь.
Шаг за шагом, склон за склоном, поворот за поворотом преодолевал на пути к желанной цели, приюту Бреголина, этот вечный герой, любитель всякой тяжёлой работы, особенно бесполезной. Но сперва ему пришлось пройти мимо приюта Ронкада, где устроили привал его коллеги. Там ему предложили остановиться, однако он бесстрашно двинулся дальше, желая доказать, хоть никто его и не спрашивал, что не только силен, но и вынослив. В конце концов, измотанный своей тяжкой ношей и июльским солнцем, он сбросил свой груз на лужайке в углу пастбища, где был организован сборный пункт.
Тем временем подошли и те, кто отдыхал в Ронкаде: они были свежее и добрались куда быстрее. Все снова были вместе. Но прежде чем перекусить, Фермо потребовал распаковать мешки и разложить по местам принесённые запасы. Наружу были извлечены маслобойки, чаны для молока, фильтры, вёдра, лопаты, кирки без ручек, посуда, табуретки – в общем, всё, необходимое, чтобы управляться с семью десятками коров.
Когда очередь дошла до тюка крепыша, Фермо аж привстал от любопытства, пытаясь понять, что скрывается в этом огромном странном мешке из целлофана и джута: ведь в зависимости от содержимого ему ещё предстояло разместить припасы в соответствующих местах. Тот, кто принёс эту невероятную тяжесть, наконец отдышавшись, начал развязывать узлы. Покончив с верёвками, он встряхнул мешок прямо над ещё не вытоптанной коровами травой, и наружу со звоном посыпались разные интересные вещи. Впрочем, с пастушеским инвентарём ни одна из них не имела ничего общего: пустые бутыли и пузырьки, здоровенные консервные банки, в которых когда-то было филе скумбрии (некоторые – с остатками содержимого), куда более тщательно опорожненные пивные бутылки, обглоданные до блеска кости, остатки сгоревшей палатки, обручи от чугунной печки, пустые жестяные банки из-под разных вкусностей, пятилитровые канистры для оливкового масла, спрессованные, чтобы занимать меньше места, и, наконец, банки из-под пива, кока-колы, фанты и тоника; кроме того, пара носков, вероятно, сгоревших вместе с палаткой. В общем, мешок, полный пустопорожних вещей: во время сборов пастухи сложили мешки с мусором позади тех, что потребуются на пастбище. Разумеется, несчастный доброволец схватил один из них. Прочие носильщики знали об этом, но мешать не стали – слишком уж он был самоуверен.
В горах урок преподают молча.
Фермо ненадолго прикрыл глаза, потом снова распахнул их и произнёс:
– А теперь сложи-ка всё это обратно в мешок да снеси вниз, пока не поздно, мусора мне здесь и без того хватает.
Героический носильщик что-то забормотал, но пастух, не проронив более ни слова, многозначительно оперся обеими руками на черенок лопаты, и крепыш принялся заново наполнять мешок бесполезным хламом, который сам же и принёс. Потом он сделал несколько жадных глотков из источника, взвалил свою ношу на спину и покряхтывая удалился.
Фермо бросил ему вслед всего пару фраз:
– Да смотри, не вздумай свалить его в какой-нибудь овраг: уж я-то узнаю, коли он до долины не доберётся. Жульничество здесь не в чести.
И приверженец грубой, но неверно направленной силы потащил мусор в исходную точку, провожаемый заинтересованными взглядами скаутов. Они никак не могли понять, с какой целью в один и тот же день один и тот же человек у них на глазах таскает взад-вперёд один и тот же тяжеленный мешок.