Мюллер хотел было подняться и уйти, но его остановил новый вопрос:
— Скажите, Генрих, к вам поступило донесение из Штутгарта? — Борман сделал ударение на словах «к вам».
— Нет, господин рейхслейтер. Вся почта у нас строго сортируется. В зависимости от того, кто отправил письмо.
— Гаулейтер города.
— Тогда, значит, почту вскрыл сам рейхсфюрер. Лично.
— Господин Гизевиус, где вы пропадали? — ворчал граф Штауффенберг, провожая дипломата в гостиную. — Мы целых два дня искали вас! Хозяйка квартиры сказала, что вы покинули ее гнездышко рано утром. Честно говоря, некоторые из нас стали уже беспокоиться, не арестовали ли вас.
— Простите, господин граф, за беспокойство, но все гораздо прозаичнее. Просто я встречался с представителями абвера и теперь могу вас заверить, что у нас появились новые сторонники. К сожалению, пока — я подчеркиваю слово «пока» — не могу назвать их имена. Но в ближайшем будущем я непременно сведу вас с ними.
Гизевиуса вывезли из гестапо ранним утром. В закрытой машине. Предварительно приведя его внешний вид в пристойное состояние. У «Валета» до сих пор стояла перед глазами крепкая низкорослая фигура Мюллера, а его голос бил по вискам, тупой болью отдаваясь в затылке: «Сейчас мы вас отпустим. Встречайтесь со своими друзьями. Контактируйте с ними как можно активнее. Нас интересует время и место проведения акции. Время и место. И без глупостей. Мы держим под контролем каждый ваш шаг. И еще. Не вздумайте вести свою игру. Не советую…».
— Простите, — Гизевиус потянул узел галстука, — у вас воды не найдется?
— Господин дипломат, да на вас же лица нет! — Бертольд Штауффенберг, младший брат полковника, сбегал за стаканом воды. — Может, вас отвезти домой?
— Нет, нет, все в порядке. Жарко. Но мне уже лучше.
Гизевиус огляделся. В гостиной дома Штауффенбергов собрались самые близкие друзья: фон Тротт, фон Хофаккер и Фриц Шулленбург.
— Господа, не будем терять время, — Штауффенберг-старший постучал карандашом по стакану. — Прошу слова! К сожалению, вынужден констатировать, что положение на всех наших фронтах сложилось катастрофическое. И если на Западном фронте мы еще можем надеяться на мало-мальский успех, то на основном, Восточном фронте, нас ожидает полное фиаско. Гитлер перестал контролировать ситуацию. Германия переполнена остербайтерами, которые могут устроить настоящее партизанское движение внутри страны и тем самым развалить наше государство изнутри. Мы не вправе допустить подобного!
— Ваше предложение, Клаус? — перешел к делу Шулленбург.
— Возвращаемся к исходной позиции. Нам нужно срочно начать переговоры на Западном фронте.
— Начинали, — вставил реплику Хофаккер. — Как вы знаете, я недавно был у фельдмаршала Роммеля. Так вот переговоры пока невозможны. По крайней мере до тех пор, пока жив фюрер. Или пока он не смещен со своего поста.
— К тому же следует поработать на самих фронтах. Слишком мало еще командующих поддерживают нас, — добавил Фриц Шулленбург.
— Они нас поддержат, господин обер-лейтенант, — Штауффенберг подкрепил свою фразу уверенным жестом. — Как только поймут, что у власти уже не фанатики от НСДАП, а люди вермахта, они тут же примкнут к нам. А вы им в этом поможете. Когда, кстати, вы собираетесь отбыть во Францию?
— Сразу же после акции. Я договорился со Штюдьпнагелем, чтобы он сохранил мое место.
— Между прочим, — вступил в разговор полковник Хофаккер, — Роммель уже призвал фюрера к пересмотру его взглядов относительно положения на Западном фронте.
— И каков результат? — живо поинтересовался Штауффенберг.
— А сами как думаете?
— Вот нам и ответ на вопрос о целесообразности наших дальнейших действий, — бывший посол Германии в СССР, старый дипломат Шулленбург окинул присутствующих многозначительным взглядом. — То, что Гитлера следует смещать со всех постов, сомнению более не подлежит. Но, помимо этого, я все-таки настаиваю на своем предложении наладить контакты с Советами.
Гизевиус отмстил про себя, что прежних пылких возражений в ответ на это предложение Шулленбурга не последовало. Значит, оно уже обсуждалось чуть ранее. Без него.
— Извините, господа, — «Валет» старался говорить спокойно, — но когда мы собирались в последний раз, речь шла о продолжении ведения военных действий на Восточном фронте. В противном случае нас могут не понять в Штатах и Великобритании.
— Совершенно верно, — ответил за всех Хофаккер. — Однако пока вы отсутствовали, произошли некоторые изменения. В частности, на фронте сложилась крайне неблагоприятная моральная атмосфера. И если вы считаете, что солдат, плохо воевавший с американцами, будет хорошо сражаться против русских, то глубоко заблуждаетесь. Солдату глубоко безразлично, с кем он воюет, поверьте мне. И тот факт, что мы первыми выступили с инициативой о переговорах с представителями американского командования, а те, в свою очередь, проигнорировали нас, говорит лишь о том, что мы по-прежнему остаемся для них врагами. А потому нет никакой разницы, с кем конкретно приостанавливать военные действия. Ведь главное для нас — целостность Германии. Если русские согласятся оставить рейх в границах тридцать девятого года, лично я не вижу никаких препятствий для ведения переговоров именно с ними.