— Хутор Михайловский Нежинского района Черниговской области.
— Отец?
— Курков Петр Славович. Учитель церковноприходской школы. Скончался в одна тысяча девятьсот семнадцатом году.
— Мать?
— Куркова Ульяна Ивановна, домохозяйка. Умерла через два года после смерти отца.
— Образование?
— Семь классов.
— Семейное положение?
— Холост.
Следователь прихлопнул ладонью муху и брезгливо стряхнул ее на пол.
— Чем занимались до войны?
— Работал по хозяйственной части. На складе.
— Каком именно?
— На складе исподнего белья, прошу прощения за подробности. При Васильковском управлении райторга.
— Воровали, значит?
— Никак нет. Работал честно, за что был даже награжден почетной грамотой.
— А я говорю: воровал!.. Как оказался в городе?
— Получил тяжелое ранение. Лежал в госпитале. Вон же документ перед вами. Отпуск у меня…
— К какой партии принадлежите?
— Беспартийный.
— Имя жены?
— Холост.
— Год вступления в партию?
— Беспартийный.
— Воинская специальность?
— Пехота. Пулеметный расчет.
— Любимая еда?
— Борщ.
— Украинский?
— А что, есть казахский борщ?
— Вопросы задаю я. Отец посещал церковь?
— Да.
— В каком госпитале проходили лечение?
— Эшелон А-47.
— В каком полку проходили службу?..
Курков устало отвечал на одни и те же вопросы. «Допросы» шли каждый день по пять-шесть часов. Если делал ошибку в ответе, добавлялись два часа дополнительно. Потом тридцать минут на обед, двадцатиминутный отдых и — к стенду. А там — стрельба из разных видов оружия: автомат, пистолет, наган, бердан, самострел… Потом — метание ножей, топоров, вилок. Потом — борьба, бокс…
А утром снова:
— Фамилия, имя, отчество?
— Курков Александр Петрович…
— Курков, о чем задумались? — офицер положил на стол пачку сигарет, зажигалку. Встал, потянулся.
— О превратностях жизни.
— В смысле?
— В том смысле, что я еле сбежал из Совдепии, а теперь усиленно готовлюсь туда вернуться.
— Боитесь?
— Нет. Какая разница, где подыхать?!
— С такими настроениями вас могут не допустить к заданию.
— Значит, дольше проживу.
Офицер прикурил, глубоко втянул дым в себя, а потом тутой струей выпустил его через ноздри. Курков усмехнулся:
— Вы курите прямо как у нас.
— А что еще я делаю как у вас?
— Многое. Вот только в вопросах допускаете иногда ошибки.
— Например?
— Вы спросили, к какой партии я принадлежу. У нас так не говорят. У нас бы спросили коротко: партийность?
— Учту. Кстати, почему вы решили, что вас отправят в Совдепию?
— А куда еще меня могут послать?
— Логично. Хорошо, предположим, вы вернулись в Россию. Что вас там ожидает в случае ареста?
Русский усмехнулся:
— В лучшем случае тюрьма. Но этого не произойдет. Вот если б поймали за прошлые дела, тогда — да. Вы же, как я понимаю, готовите меня к диверсионной деятельности. А за это везде — «вышка».
— Вы имеете в виду расстрел?
— Ну почему только расстрел? Петля, например. То есть удавка в руке сокамерника. Да или просто сапогами забьют…
Инструктор затушил окурок:
— В чем-то вы, конечно, правы. Там, — офицер неопределенно махнул рукой, — все будет зависеть только от вас. А уж выживать, как я успел понять, вы умеете. Курков, я с вами работаю три месяца. И сегодня вы впервые, как это у вас говорят, завыли…
— Заскулил.
— Верно. — Следователь протянул курево «арестованному»: — Неужели в этих словах есть отличие?
— Воют от отчаяния. Скулят от бессилия.
— Курков, вы и бессилие — понятия несовместимые.
— Сам себе удивляюсь. — «Подследственный» кивнул на стакан и графин с водой: — Позволите?
Обер-лейтенант жестом разрешил.
Курков тяжело поднялся, подошел к столу, налил в стакан воду, выпил и произнес:
— Будь вы сейчас настоящим следователем, господин обер-лейтенант, лежать бы вам на полу с проломленным черепом.
— Считайте, что прошли еще один тест, — обер-лейтенант Грейфе щелкнул пальцами правой руки. — А вы, кстати, понравились нашему шефу.
— Которому из них? За последние месяцы меня столько народу рассматривало, что я сам себе стал напоминать обезьяну в зоопарке.
— Вы бывали в зоопарке? Где?
— В Киеве.
— Сейчас нет Киева. И нет зоопарка. А штурмбаннфюрер Скорцени есть. Вот ему-то вы и понравились.
…Встреча со Скорцени состоялась в мае. Через два месяца после того, как его начали обучать диверсионной деятельности.