Пока самый поразительный музей — это Fondation Maeght, в маленьком городе St. Paul около Vance. Это торговец картинами, который решил, и очень правильно, зачем все деньги после смерти отдавать государству пошлинами. Лучше их сейчас истратить на то, на чем они были нажиты. Среди леса, чудесных пиний и южных сосен построен великолепный музей, современное здание до предела. Тут и влияние Японии, и даже Южной Америки, но все объединено лестницами, переходами, садом с прудиками, где на дне мозаика. Сейчас там выставка Miro, но в прошлом году была выставка Monticelli. Я Вам посылаю открытку. Еще несколько [работ] стоят в саду среди сосен, они великолепны. Мы первый раз были ночью, с подсветкой. В саду громадные белые массы или тощие Monticelli или какие-то железки, в стенах керамические чудища, в часовне витражи Braque’а и удивительная, из черного пятнистого мрамора статуя, невероятно страдающая, мне было даже надо ее погладить, так жалко. Под витражом распятие, дерево 15 века. Что-то висит еще на стенках, но что-то маленькое. В залах Миро, когда его много и он везде, начинаешь понимать, что именно надо много. Какие-то круги красные, зеленые, черные большие змеи, запятые. Иногда просто по громадному полотну во всю стену с угла на угол идет тонкая проволока, но после всей яркости, беспокойства это хорошо. Но в следующем зале висит громадный Шагал, вот тот, которого я Вам посылаю (к сожалению, краски не получились). Он такой веселый, такой весь из веселого сна, что не хочется уходить. Тут же в зале превосходный Кандинский, изумительной красоты, вписанный в круг. Это музей, откуда не хочется уходить, он ведет вас из зала в зал, в переходы, в зимний сад, на крышу, где стоит страшный шатер, не то женщина, не то сферы одна на другой, красные, зеленые, желтые. Можно войти и посидеть. Но как-то не хочется, неуютно, в этом есть что-то страшное, как будто вас сейчас проглотит. Лабиринт лесенок неожиданных на каждом шагу. Скульптура Monticelli привлекательна до предела, ночью особенно, силуэты этих тощеньких очень красивы. Тут куда ни посмотришь, все наполнено искусством. Какой чудесный Матисс. Я очень жалею, что не видела его часовни, видела только макет. Внутри на белом фоне черный рисунок, все на изразцах. Во всю стену св. Доменик, на другой стене Мария с Младенцем, на третьей — Крестный путь, распятие, снятие со креста. Доменик великолепен, а на алтаре распятие (у меня есть репродукция). Витражи синие с желтым. Колокольня тонкая нарисована Матиссом одной линией. Очень жаль, что не видала, но что поделаешь, вспоминаю Козьму Пруткова — необъятного не объять.
До чего хорошо тут моются глаза, сказать не могу. В маленьком музее Матисса был такой Матисс, что глаза вымылись надолго. Там были его коллажи и очень много рисунков самых разных лет. Я предвкушаю Париж и Голландию. Но мне сказали, что Рембрандт вымыт, что же это будет — вымытый „Ночной дозор“. Они всё моют, и если зданиям это хорошо, то хорошо ли Рембрандту? <…>
Целую крепко и очень скучаю. Ах, если бы походить вместе!»
Валентина Михайловна — Анне Алексеевне
«10 сентября 1969 г., Москва
Дорогие и любимые друзья, Анна Алексеевна и Петр Леонидович, без Вас скучно и грустно. Надеюсь, Вы привезете массу интересных впечатлений. Холодно, дождь, я кое-как справляюсь с кашлем и работой.
Обнимаю и целую Вас.
Обязательно будьте здоровенькими.
Ваша Валентина Ходасевич».
Анна Алексеевна — Валентине Михайловне
«24 февраля 1970 г., Москва
Дорогая В. М.
Сейчас посылаю, чтобы Вы могли есть и поддержать свое бренное тело. Постараюсь приехать около 5-ти или даже раньше.
Привет.
АК.
Кур нигде не встретила».
«17 апреля 1970 г., Москва
Дорогая Валентина Михайловна!
Я просила Толю отвезти Вам бумагу. Конверты только г-в-нн-ые. Так что присылать не стоит.