Все время полета, лишенные из-за шума двигателя возможности разговаривать, мы прилипли к иллюминаторам. Куда ни глянь, везде видны были горы различной величины, между ними островками ютились небольшие, почти лишенные растительности долины. Кое-где в это царство камней и песка ухитрялись втиснуться крошечные участки, покрытые зеленью. Небольшие, в 5-10 неказистых глиняных домов поселки,– кишлаки, попадались редко, выглядели сверху безлюдными. На расположенных рядом с ними горах, ближе к подножью, были устроены террасы. Они ступенями спускались в долины, были заботливо обработаны и ухожены, впрочем как и другие ровные участки земли.
После таких «лунных» ландшафтов Газни, расположившийся на трассе «Кабул-Кандагар», сверху выглядел настоящим городским оазисом. Посадка, небольшая пробежка по шишкам собранной из металлических пластин взлетной полосы, и мы на месте. К аэродрому практически вплотную подходили обработанные поля и виноградники, на них я, наконец-то впервые увидел местных, гражданских афганцев.
В полк, располагавшийся километрах в 15-20 от города, новое пополнение, состоявшее из 35-40 человек, везли на машинах. На броне сопровождавших колонну БМП и БРДМ, сидели в бронежилетах запыленные, увешанные оружием бойцы, которые вели себя уверенно, представляясь нам ветеранами, повидавшими виды. Отсутствие оружия, недостаток информации, «доброжелательные» пожелания встречавших нас солдат: «Вешайтесь», все вместе это вызывало чувство беззащитности и тревогу. Не добавляло оптимизма и становившееся все громче урчание в животе, ведь ели мы последний раз часов 6-8 назад.
Дорога проходила через город и картина, которую я наблюдал из кузова «Урала», мало отличалась от виденного в Узбекистане, только люди были беднее одеты, редко встречавшиеся женщины носили чадру, а бежавшие рядом с машинами дети требовательно кричали «Дай, дай» и что-то предлагали купить или обменять ребятам из нашего сопровождения. Почти сразу за городом, с асфальта автодороги мы свернули на проселок и, окружив себя столбами мелкой, похожей на цемент серой пыли, направились в неизвестность.
Окопы полного профиля и танк на въездном КПП, строгая геометрия палаточного городка, одноэтажный дощатый барак штаба, возле которого наконец-то закончилась «экскурсия» и началась «эмиграция». Подходившие к штабу офицеры и прапорщики, разбирали пополнение и уходили с ним в свои подразделения. Нас двоих забрал замкомандира роты связи ст. л-нт Коротеев. Невысокий, худой, какой-то невзрачный, он впечатления на меня не произвел
. Идя следом, я с любопытством смотрел по сторонам, рассматривая новую для меня обстановку.
Основным архитектурным решением в расположении были большие и маленькие брезентовые палатки в разных вариантах : частично врытые в землю; обшитые по периметру досками; обложенные камнями; с торчащими из крыш печными трубами и без них. Здесь жили почти 100% рядового и сержантского состава полка, располагались каптерки, хранилось различное имущество, оружие и боеприпасы. Кроме этого, имелось 3 одноэтажных длинных щитовых домика,– 2 офицерских общежития и штаб полка, несколько строений из досок и местного камня и легковозводимых сборных полукруглых конструкций типа ангаров, покрытых профильным металлом. Основным признаком, объединявшим все постройки, был их временный характер, бросавшееся в глаза отсутствие основательности и солидности.
Рота располагалась в двух больших палатках, сразу за офицерскими жилыми модулями. Довольно большую, огороженную колючкой территорию, охранял дневальный с автоматом, в бронежилете и каске. За его спиной виднелось антенное поле с мачтами разных антенн, увитых растяжками и проводами. Сразу за палатками стояли несколько БТР в исполнении КШМ, чуть дальше,– большая бочка с водой, а за ней, под маскировочной сетью,– станция космической связи с тарелкой спутниковой антенны.
В глаза бросалось отличие между стационарно установленными машинами мощных станций – аристократов, подвешенных на чурбаках, аккуратных, чистеньких и рабочими «лошадками» КШМ,– потрепанных, со следами сколов и царапин на бортах и броне. Как я узнал позднее, среди людей, в отличие от машин, считались «элитой» и задавали тон те, кто ходил с носимыми рациями в горы и в сопровождение колонн на этих невзрачных машинах, а не телефонисты и телеграфисты узла связи,– обслуга этих блестящих радиомонстров.