А кто знает о величии тишины? А с кем разговаривает луна? С пастухом.
Неужто люди так и живут без снега, без блеска льдов? А глаза зачем? Разве есть такие глаза, которые не ослепнут без ледяных радуг?
Дедушка Гасвиани сидит у пастушьей кибитки. Он смотрит вперед.
Сидит меж высоких трав неподвижный, и курит трубку, и тихо моргает красными веками.
Дедушка Гасвиани молод.
Он любит.
«Ты подстрелил голубку», — говорит ему женщина.
«Нет, — отвечает он. — Я подстрелил тура».
«Неужто не видишь, что подстрелил голубку?» — так говорит женщина.
И он счастлив. И от этой женщины у него потомство. Солнце встает, а он любит женщину. Ночью встает луна, а он любит женщину… Выходит, она права: он, Давид Гасвиани, подстрелил прекраснейшую голубку.
Он молод. Он счастлив. Опустил руку в мешок с мукой и нарисовал на стенах мачуба луну, и звезды, и солнце, и женщину. И тура нарисовал. Принес с охоты большого тура и положил к ногам женщины рога его.
Он один среди гор. Он силен. Правда, тогда светили только обыкновенные и солнечные костры, а теперь научился светить Ингур. Воды тоже, оказывается, могут светить, когда человек ученый. Дети стали ученые. А все же бедна Сванетия. Не так бедна, как прежде, а все же бедна, бедна…
«Есть у нее свое бедное золото. Ключи боржоми. И другое золото — мрамор. И третье золото — кварц. И четвертое — горы, — так думает дедушка Гасвиани. — Неба много в моем краю, и гор очень много в моем краю, а земли маловато. Да».
Он сидит и курит. Хочется спать. Как так — посредине белого дня? Как так?
Саванэ — убежище. Слово такое по-русски — убежище. А по-сванскому — Саванэ…
Когда-то давно-давно его народ, гонимый врагами, или болезнью, или несчастьем, нашел прибежище среди гор. В ледяном кольце…
И выжил. И устоял.
Бесконечна жизнь… Как небо. Как горы.
Он жил немало. Он много видел. Он много раз спускался вниз по кручам гор тогда еще, когда люди и не слыхивали о проезжих дорогах.
Много раз спускался он в широкие страны. Много раз видел солнце. Луну. И звезды.
Устал… Сейчас он докурит трубку. Хорошо это — докурить трубку…
И вот трубка выпала из ослабевшей руки, заклубился сизый дымок, как облако…
Дремлют козы и овцы. Задумчиво перетирают жвачку бараны, ступая мягко по мягкой траве. Хоть и бараны, а живут они все же под самым небом. У подножия Тэтнульда — прекраснейшей из всех земных гор.
Она выше Монблана (есть на земле такая гора в узкой стране, которую звать Швейцария). Ужба больше Монблана и выше Монблана.
Кто сказал, что мала Сванетия? Если бы распрямить утюгом горы, она стала бы великой — Сванетия…
Тихо бежит дымок из трубки дедушки Гасвиани. Поднялся ветер. Трубка погасла. То ли ветер задул огонь, то ли истлел табак…
…Дети шли гуськом по тропе — Натэла, Жужуна и Костя.
— Ну, а кто сообщит весть? — останавливаясь спрашивает Жужуна.
Конечно, Натэла. Ведь она же ему правнучка, — говорит Костя.
— Нет, — говорит Натэла. — Такую великую весть обязан сообщить мужчина.
— Хорошо, — отвечает Костя. — Но вот что… Надо бы сперва его подготовить. Вот как… Примерно так: придем, поздороваемся… Натэла выйдет вперед — вот так… А мы с Жужуной — вот так… И я: «Только вы не волнуйтесь, пожалуйста. Ничего особенного. Дедушка, у вас праправнук!»
…Ну и высоко забрался дед Гасвиани!
Внизу, под ногами детей, плывет узкое зыбкое облако… Розовое. Это его освещает солнце.
А вот орел. Пролетел внизу, разбросав крылья.
Метнулась на нижней горе, под ветром, крона цветущей яблони.
Небо под их ногами. И наверху небо.
Горы как будто прошили небо и землю неровной каменной ниткой — верхнее небо и нижнее небо. Землю и небо.
— Это добро для себя — приносить другому хорошую весть, — говорит Натэла.
— Еще бы нет! — соглашается Костя.
— Вестнику счастья — счастье, — мечтательно говорит Жужуна. — Вылечить человека — счастье. Ответить кому-нибудь на любовь — счастье. Похвалить человека — счастье.
Счастье?.. Добрая весть?.. А он, Костя, был ли он хоть когда-нибудь добрым вестником?
Конечно! Один раз он сообщил Екатерине Федоровне, что в гастрономе напротив дают сгущенное молоко. Она сильно обрадовалась. И побежала так, что пятки засверкали. Но все-таки это безусловно не то…
В другой раз он сообщил Юлику (Юлик болел), что математичка вывела ему за четверть пятерку. Юлику было более или менее наплевать, но его мама от радости прямо с ума сошла… И все-таки это опять не то. Нынче он впервые несет настоящую весть. Солидную. Можно даже сказать — великую.