— Стоят! — подтвердил Кузнецов. — И потому, все равно ко мне придут. Займут деньги, а придут. А чо? И бесплатно делать не обязан. На триста рублей одних колес, такие деньги на дороге не валяются… А вы, случаем, не золотишко ищете? Хе-хе! Поди, и себе перепадает? Кусочек припрятал, а потом сдал — и деньги.
Тут и Вадим опять не утерпел:
— Перепадает! Видишь, как приоделись?!
Но Кузнецова переубедить нелегко:
— В тайгу кто же одевается? Приедете домой — разоденетесь.
И Вадиму, и Юрию разговор этот изрядно надоел, но Женя все тянул его, не сдавался, надеялся успешно завершить.
— А ты подумай, папаша. Никто тебя в селе не держит, человек ты вольный. Ну набросим десятки две…
— Не больше! — торопливо перебил Вадим, боясь, что Кузнецов клюнет на эти десятки и вдруг согласится. Но тот был непреклонен:
— Нет. Не пойду. Себе дороже. Ежели даже и сто пятьдесят — не пойду. Обувки да одежки как раз на сто рублей истреплешь. Все! — Он отложил в сторону ложку, и непонятно стало, что он вложил в это слово: то ли с едой покончил, то ли разговаривать больше не хотел,
— Ну ладно, папаша, — сказал Женя. — Мы думали, что ты таежник, а тебя, оказывается, на аркане из деревни но вытянешь. Извини…
— Чаво там, — не обижаясь, произнес Кузнецов. — Заходите еще. А у вас, случаем, продуктов лишних нет? У геологов завсегда много продуктов. Тут робята каждый год по дешевке продают. Не бросать же лишки.
— Мы не геологи, — буркнул Вадим с порога.
— Вот хрыч старый! — ругался Женя, когда они снова втиснулись в кабину. — Единоличник проклятый. «Испоганили тайгу!» А кто? Такие, как он, и поганят ее…
Отогнав машину подальше от дома Кузнецова, Женя остановился.
— С меня хватит агитатором работать. Сами думайте, — сказал он, — Мое. дело баранку крутить.
Снова заморосил дождик. Они спокойно обсудили свое незавидное положение.
— Едем в Кузевановку! — решил Вадим, — Поговорим с председателем колхоза. Корчуганов мне лично понравился, но все испортила старуха.
Председателя, молодого мужчину, одетого по-городскому, застали на месте. Он выслушал Вадима, сказал:
— Берите-ка вы Елизара Боровикова. Он в колхозе три дня в году работает, да и то, если на поклон к нему сходят.
— Может, Корчуганова отпустите?
— Я его не держу. Старик давно на пенсии. Когда просим — помогает. Пусть идет, если хочет.
А потом, узнав о разговоре с Корчугановым, председатель рассмеялся:
— Это не он, это его старуха справочками запасается. Хорошо, напишу я им письмишко, пообещаю оставить участок…
И вот они снова помчались в Таежное. Решился, наконец, вопрос с проводником. Но почему-то никто не радовался, так все устали за день,
Женя остался в кабине, а Вадим с Юрием вошли в знакомый дом. Хозяева и гости сидели теперь в горнице.
— Вот, — сказал Вадим и протянул листок старику. Бумажка пошла по рукам. От старика — к дочери, от дочери — к зятю, а тот передал ее старухе. А та сказала, как отрезала:
— Нечего на старости лет по тайге шляться. Не молодой!
— Мама! — вмешалась дочь. — Пусть он сам скажет.
— Да-да, — поддержал зять. — Пусть сам.
И Корчуганов, виновато глядя под ноги, сказал:
— Не могу я, сынки. Справочка, конечно… Председатель не обманет. Но трава перестоит. Внучку на зиму оставляем. Отходил я свое. — На глазах у старика слезы выступили, голос дрожал.
— Ну-ну! — властно сказала старуха. — Нашел о чем жалеть. Тайги не видел!
А зять подошел к нему, положил руки на плечи:
— Поедем, папаша, хоть завтра в тайгу дня на три. Порыбачим, ягод пособираем. Я там тоже давно не был.
— Отходил я свое, — повторял старик. — Отходил. Бывало, без меня в тайгу никто… Все ко мне шли. Вы уж простите старика. Не могу…
Все было ясно.
Вышли. Вадим изорвал на мелкие кусочки письмо, бросил клочки через плечо. Белые листки, словно мотыльки, запорхали за спиной…
Вечерело. Небо то прояснялось, то вновь хмурилось.
— В Кузевановку! — бросил Вадим. — К Боровикова. Где живет Боровиков — не знали, но Женя решил эту проблему просто: подъехал к дому лесника, крикнул из кабины:
— Товарищ Петлеванов!
Выглянула из окна Надя.
— А отец дома? Нет, Тогда, Надечка, может, вы нам подскажете или покажете, где живет всемирно известный землепроходимец… виноват… Елизар Боровиков? Я вас посажу в кабину и обратно доставлю в целости и сохранности.
— Предпоследний дом по улице. Направо предпоследний.
— А если не найду?
— С вашим языком можно, по-моему, даже до Киева доехать.