Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один…
Ей двадцать один год… А ему двадцать четыре… Три года их разделяют…
Ничего их не разделяет!
Сантиметры их отделяют друг от друга… Тонкие вкладыши….
Спать, спать…
Сорок восемь… Сорок девять… Пятьдесят… Пятьдесят? Что — пятьдесят?
Пятьдесят километров от лагеря до базы отряда Корешкова, как сказал Олег Григорьевич, черт бы его побрал…
«Сможешь по тайге за два для пройти пятьдесят километров?» Смогу, Олег Григорьевич! Смогу, если не вымокнет один из двух спальников, если не придется спать в одном мешке с девушкой, которая вам нравится, которой вы, кажется, тоже по душе пришлись, но которую вы боитесь тронуть пальцем, именно потому что она вам нравится и вы хотите остаться перед ней человеком, а не последней скотиной…
— Сто пятнадцать… Сто шестнадцать… Сто семнадцать…
Вера ровно и глубоко дышала ему в спину. Значит, уснула. Навалилась на него, видимо, во сне. Он почувствовал спиной ее упругие груди. Лежал, стиснув зубы, продолжал: сто девяносто восемь… Сто девяносто девять… Двести… Двести один… Двести два…
Дважды два — четыре…
Два да два — тоже четыре…
Это в арифметике — четыре…
А в жизни… «Профессор, сколько будет дважды два?» — «Дважды два? Дважды два, это, — посмотрев на логарифмическую линейку, — примерно, четыре…»
…Проснулся он от того, что замерзло лицо. Ну, не настолько замерзло, что терпеть нельзя, но все-таки… Открыл глаза и ничего не увидел — ни неба, ни леса, ни воды. Кругом стлался белый густой туман.
Рука, на которой он лежал, затекла, будто ее не было совсем, а он опасался сдвинуться с места, чтобы не потревожить Веру. Ее ровное дыхание он слышал за своей спиной. Плечо приятно согревала теплота ее ладони, хотя какое уж там от ладони тепло? Так всю ночь и спала, что ли?
Позвал:
— Вера!
Он чувствовал, что она не спала, притворялась спящей. Ладонь вздрогнула, еще долю секунды держалась на плече, потом соскользнула.
— Вера, укройся. Я буду вставать.
Выбрался из мешка. Б-р-р! Холодно! Сыро. Комарье налетело на голую спину сразу же. Одежда от тумана снова отволгла. Он набросил сверху на Веру все, что грело: свитер, плащ, даже чехлы от спальных мешков. Первым делом разжечь костер, потом — рыбалка. Она же просила вчера хариусов. А он обещал.
О Вере старался не думать, хотя все еще ощущал спиной приятную теплоту ее тела, горячее дыхание у плеча.
Дрова нашел на мыске и за две ходки перенес их к костру. Туман рассеялся, но солнце не появлялось; восточный край неба был черен от туч.
Хариусы брались лениво, сонно. Около часа бродил по реке — еле наловил на завтрак. И все равно дважды варить придется — котелок маленький.
Начистил рыбу, разжег костер, только тогда подошел к Вере. На этот раз она не притворялась спящей; услышав его шаги, глухо спросила из мешка:
— Что? Вставать пора?
— Пора. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
Он вновь развесил на колья плащи, принес с жердочек белье, передал Вере.
— Я на речке. Оденешься — крикнешь.
На Сайде ему нечего было делать, но Вере надо одеться. Сидел на песке, бросал камешки в реку.
— Доброе утро!
Он оглянулся, долгим взглядом окинул Веру.
— Доброе утро, Вера. Как спалось?
— Ничего, хорошо, — она отвела в сторону взгляд. — Я не слышала, как ты встал.
— Значит, крепко спала.
Подошла к самой кромке воды, бросила на песок полотенце, отвернулась и, уже нагнувшись к реке, сказала:
— Я ночью… накричала на тебя… Я думала…
— Не помню чтой-то, — дурашливо сказал Геннадий. — И ты, по-моему, ничего не помнишь. Договорились? Умывайся и завтракать.
За завтраком разговаривали мало, только о погоде, о хариусах, о предстоящем пути.
Перекуривая перед дорогой, Геннадий развернул на коленях карту.
— Сегодня до обеда надо дойти вот до этой непроходимки.
Вера из-за плеча взглянула на карту. Он, как и ночью, почувствовал ее горячее дыхание.
— Надо — значит, дойдем.
Ее спальник был тяжелее, он взял его себе.
— Зачем? — не поняла Вера. — У тебя же еще ружье!..
— Странная ты, Вера, — улыбнулся он. — Хоть бы раз согласилась со мной.
— Такая уж я есть, — тоже улыбнулась она.
10
Уже четыре раза устраивали малые привалы… Солнце перевалило высшую точку и незаметно начало скатываться книзу. Идти стало труднее: камни по берегу, кусты.