Неожиданно Сайда свернула влево. Еще с горы они видели этот поворот, но он оказался дальше. Они знали, что, если идти Но этому берегу, все равно можно попасть в Ивановку: река протекала через село. Но путь этот длиннее, им не хотелось, уставшим после двух таежных суток, делать лишние километры.
Что за чудо эти таежные реки! Они то сужаются, становятся почти ручейками и гремят неудержимо, рвутся вперед, а то расширяются так, что, кажется, пароходы по ним могут курсировать, и тогда текут спокойно, сонно, лениво.
— Перебродим здесь! — сказал Геннадий, когда они подошли к широкому месту и видны стали все камушки на дне. — Не надо разуваться, Вера, я перенесу тебя.
— Вот еще! — ответила Вера так, как и позавчера, но и не так: на этот раз не грубо, а как-то нехотя, с улыбкой. Он понял:
— Носи другую? Да?
— Да!
— А я хочу не другую, а тебя перенести.
Подошел со спины, резко поднял Веру. Она ухватилась руками за шею. Он сильнее прижал ее и шагнул в воду. Идти было тяжело. Тугие струн били по ногам, норовили свалить, но он осторожно, почти не поднимая, переставлял ноги. Противоположный берег медленно приближался. Раз-два… Раз-два… На середине реки пришлось остановиться, перевести дыхание.
— Отпусти, Гена, — прошептала она. — Тебе тяжело.
Ее губы были рядом с губами Геннадия. Он промолчал, только понадежнее сцепил руки, и снова: раз-два… раз-два… Шорк-шорк подошвами сапог по дну. Шорк-шорк…
Вынес на берег, и Вера сразу же захотела встать, он почувствовал, как ослабли руки на шее, но не выпустил ее, прошел по гальке до травы и только там осторожно поставил ее на ноги. И тут почувствовал, как неохотно, лениво она расцепила руки.
— Ой, Гена… Какой ты…
— Какой? — спросил он, глядя прямо в ее большие голубые глаза.
— Хороший, — прошептала Вера.
А в глазах ее было что-то такое… Такое было, отчего Геннадий резко повернулся и быстро зашагал к воде, чтобы забрать оставшиеся на той стороне реки вещи.
— Спальник-то сними, Гена! — кричала она вслед. — Зачем туда-сюда таскать?!
— Купаться будем? — спросила она, когда он вернулся. Геннадий огляделся — река тихая, широкая, словно равнинная. Песочек у берега. Но купаться не хотелось. — Тогда я пройду вон за тот мысок и выкупаюсь, — сказала Вера.
Вскоре она вернулась — оживленная, с намокшими волосами, шла легко и быстро.
— Напрасно ты не пришел! Так хорошо. Теперь я могу без привала. Как раз к обеду успеем…
И все-таки они еще раз устроили привал. Подъем был лесист и крут, шли трудно, цеплялись за кусты. Геннадий часто помогал Вере, вытаскивал ее за руки на камни, перегораживающие тропку. Свернуть некуда: все вокруг заросло кустарником. Наконец они оказались на открытом лысом склоне, а еще через несколько минут стояли на такой же голой вершине.
И вот тут присели на камни. Под кручей бурно грохотала река, сжатая с двух сторон громадами гор. Ее грохотанье доносилось до вершины, отражалось от горных круч, дробилось, переходило в ровный рокот.
— Хорошо-то как! — сказал Геннадий, отбрасывая догоревшую сигарету. — Жалко уходить.
— Хорошо, — согласилась Вера, резко вскочила, затормошила Геннадия:
— Бежим! Догоняй!
В тяжелых сапогах он мчался за ней под уклон. Его охватило бездумное веселье, захватил этот простор, это бесшабашное настроение, когда ни о чем не хочется думать — ни о том, что было, ни о том, что будет, — а просто бежать, бежать вслед за Верой, за ее развевающимися на ветру огненными волосами, за подпрыгивающим на спине рыжим рюкзаком, за своим счастьем. Ведь счастье всегда надо догонять, никогда еще не было так, чтобы оно шло навстречу…
Он схитрил на повороте: без тропы промчался прямиком по кустам, обогнал Веру, сбавил шаг, остановился, широко раскинув руки. Вера пыталась замедлить бег, но по инерции сделала несколько шагов и оказалась в его руках.
— Ой! Отпусти меня!
— А если не отпущу?
— Ну… Не всегда же ты меня так будешь держать?!
— А если всегда?
Вера сверху вниз посмотрела на него, он увидел в ее глазах веселые задорные огоньки, увидел синее небо с кромкой зубчатого горизонта и убегающую вдаль реку. Вспомнил, такие глаза были у нее позавчера, когда они сидели у костра и ужинали. Она была в его рубахе и все говорила, говорила, говорила… Вспомнил ночь. Осторожно поставил Веру на землю.
— Пойдем, — просто сказала она, будто не заметила его состояния. — Нам далеко вместе идти.