– Сколько их? Кто у них командир? – последовал мгновенный вопрос.
– Нет времени! – прозвучали последние слова, и только эфир тревожно потрескивал…
Гора Амбер. Джелалабад.
Обойдя пеленгатор, я присел на ящик из-под мин, закурил. Километрах в двух на противоположном конце города разгорался бой. Длинная цепочка военных автомашин была отчетливо видна в хрустально-прозрачном горном воздухе у подножия горы Амбер. Машины медленно продвигались вперед. Из ущелья гулким отбойным молотком стучал невидимый отсюда душманский крупнокалиберный пулемет. Он бил по участку дороги длиной метров 150, который машины проскакивали на большой скорости. Соло пулемета сопровождал густой хор автоматов с обеих сторон. Несколько наших вертолетов-«крокодилов» ходили по кругу над ущельем и поочередно клевали носом. Раздавался звук длинных пулеметных очередей, как будто кто-то с треском разрывал большой кусок брезента. Меня как будто ударило током…
…1944-1945 год, точнее не помню. Мне 3-4 года. Деревня Монастырек под городом Чериковым Могилевской области в Белоруссии. Лето или осень. Я как все детство босой, с ребятами на дороге играем в песке. Изредка где-то высоко в небе, мы не обращаем на это внимания, пролетает наш советский самолет с густым шмелиным звуком мотора. И вдруг однажды неожиданно вихрем ворвался незнакомый близкий звук другого самолета, завывающий и почему-то сразу холодящий душу. И страшный треск раздираемой ткани. Необычное волнение взрослых, их резкая жестикуляция, судорожные, порывистые, скованные движения, как при защите цыплят от коршуна. Кричат друг другу, что это летит «он». Немца, сколько я себя помню, всегда называли именно так: «он». Точно такой же «треск ткани» я услышал в марте 1984 года в Афганистане. Я был ошеломлен, насколько ярко этот звук напомнил мне, сорокатрехлетнему, детское впечатление от немецкого самолета…
Впереди и сзади каждой из несущихся по простреливаемому участку дороги машин начали появляться ватно-белые, безобидные на взгляд отсюда, шары минных разрывов. Я представил себе, каково сейчас моим товарищам, сидящим в кабинах, и сжался от напряжения. На открытом месте дороги, напротив ущелья стоял наш танк, и его громкие выстрелы сотрясали окрестности. Звук его выстрелов был такой, как будто великан стометровым металлическим ломом бил по огромному медному тазу. Одна из наших машин вдруг на мгновенье исчезла в гуще белого облака разрыва и черным горящим комом свалилась на обочину дороги…
…После прочесывания местности в районе города Митерлам войска снова собрались в одну колонну и по трассе двинулись в сторону Джелалабада. Был конец марта, но очень жарко, за сорок градусов жары. Солнце пекло немилосердно. В центре Джелалабада стоят высокие тридцатиметровые пальмы и летают красивые, разноцветные, большие птицы. Колонна еле-еле продиралась через скопище повозок, легковых автомашин и многотысячные толпы беженцев, заполонивших город в поисках спасения от бомбежек и обстрелов. Наконец, выбрались за город и пошли по «зеленке», среди густых зеленых зарослей и моря высокого трехметрового камыша, вплотную подступавшего к дороге с обеих сторон. Стали попадаться наши машины из колонны, лежащие на обочинах и горящие свежим пламенем. Впереди раздавался грохот обстрела. Мы шли на максимальной скорости, проскочили опасный участок, и опергруппа свернула в расположение бригады спецназа.
Прежде всего я попросил встретивших меня коллег из Особого отдела бригады дать возможность умыться. Нас отвели недалеко на берег стремительной мутно-желтой реки Кабул. Вода в ней была обжигающе холодной. Не видя дна, я спустился осторожно на глубину по пояс и присел на что-то острое. Нащупав руками, поднял со дна реки артиллерийский снаряд без взрывателя. Рядом с ним оказалась еще целая куча. На мой недоуменный вопрос, как они здесь оказались, коллега пояснил, что в этой стране дерево – большой дефицит. Дрова, например, продают на рынках по килограмму, взвешивая их на больших, похожих на аптечные, весах. При нынешней жаре здесь баня – первейший залог здоровья. А дерева нет. И начхоз приказал использовать для строительства бани ящики из-под снарядов и бомб. А снаряды выкинуть в реку, чтобы начальство не узнало…
Гипноз
Наскоро перекусив в столовой, я вышел на плац, куда вот-вот должен был приземлиться вертолет.
В бою наши десантники захватили в плен шесть душманов с оружием в руках. Попутно сдали их на гауптвахту в советском военном городке в Джелалабаде и помчались на БМП догонять своих, но не догнали. При переправе через стремительный желтый поток мутной горной реки Кабул тяжелая машина ухнула в невидимую бомбовую воронку с не закрытыми по недосмотру перед переправой люками герметичности кузова. БМП не поплыла по воде, а ушла под воду. Никто из десанта и экипажа не всплыл, да и не смог бы, так как на всех были бронежилеты, тяжелые, как гири, ботинки, «лифчики» с воткнутыми в них магазинами с патронами и гранаты. Погибли замечательные ребята, все награжденные боевыми орденами. Посмотрев, как водолаз безуспешно пытается зацепить трос за утонувшую бронемашину, чтобы вытащить стоявшими на берегу двумя танками, я сел в вертолет, и через несколько минут он приземлился на площадке в центре военного городка.