Живу в комнате, где стоят шесть кроватей. Обычно половина обитателей в командировке. Прохладно – недавнее землетрясение повредило отопление. Обычная для мужского общежития безалаберность и свобода действий. Вокруг высокие горы, вдали кишлак и двадцать метров до деревянного туалета через дорогу. Погода стоит теплая: днем 3-4 градуса мороза, ночью до минус 20. Яркое безоблачное небо, иногда тучи. Пыль и серость до бесконечности. И кругом – военный люд, техника. Получил своих друзей: «Калашникова» (автомат) и «Макарова» (пистолет), с которыми долго не расстанусь. Читаю документы, вживаюсь в обстановку. Буду ждать ваших писем. В ближайшем будущем поездок в Союз не предвидится. Живите дружно, передавайте всем родным и знакомым привет.
Крепко целую. Ваш…».
Письма
Все письма в СССР тогда пересылались адресату с наклеенными почтовыми марками, обычно по 4 копейки каждая. Купить марки и наклеить их на конверты возможности у нас не было. Сначала мы выпрашивали в секретариате отдела простые конверты без марки, а затем нам в письмах из дому, по нашим просьбам, стали такие конверты присылать. Обратный адрес я писал: войсковая часть полевая почта (в/ч п/п) 50136. Это адрес Особого отдела КГБ СССР по 40 ОА (общевойсковая армия). Помню, в детстве дома я держал в руках письма отца с фронта. Это были обычные листы бумаги, сложенные треугольником, без марки. В них военной цензурой были вымараны отдельные строки и даже абзацы, где речь шла о событиях, фамилиях или географических названиях. И в моих письмах за все два года спецкомандировки, по цензурным соображениям, если Вы обратили внимание, не содержится информация о моих конкретных делах, военных событиях, потому что это являлось секретным. Это в основном, рассказы о здоровье, описание природы и местном населении, то есть типичные записки туриста, а не офицера в боевой ситуации. Зная о предстоящих длительных командировках по воюющей стране, действительную обстановку в ней и, предполагая вероятность гибели при боевых действиях, чтобы снять напряжение от неизвестности, я договорился с близкими, что буду писать домой каждые 5 дней, где бы ни находился. Каждое письмо означает, что я еще жив…
Из писем домой
15 января 1984 года. Город Кабул. 6-й день в ДРА.
Здравствуйте, мои дорогие!
9-й день как из дому, а кажется, что это было очень давно. Все еще не верится, что я за границей, что вокруг совершенно другого мировоззрения люди. Чувствуешь себя зрителем многосерийного цветного кино. Удивительна и неповторима архитектура домов, которые построены на крутых и голых скалах! Крыша одного является полом другого и т.д., то есть улицы в нашем понимании нет, все построено без плана, хаотично. Естественно, нет и канализации, все стекает вниз, в реку Кабул. Воду носят и продают водоносы. Маленькие дети, лет по 8-9, на лямке на шее таскают обыкновенный столовый алюминиевый поднос, на котором лежат для продажи несколько лепешек. В городе всего три больших государственных магазина, где на товары указаны цены. Почти все первые этажи домов в центре города занимают дуканы. Интересно, что владелец, как правило, не знает русского языка, а подолгу и азартно торгуются с русскими покупателями сыновья хозяина, лет 12-15. Сотни таких продавцов видны по обочинам улиц. Стоит только автомашине на минутку остановиться, как тут же в окне появляется хитрющая рожица юного продавца и начинает перечислять всякие товары или, увидев любую вещь на тебе: часы, обувь и т.д., начинает предлагать обмен или просить продать. «Чеки, дэньги есть? А что есть? Что надо?». Назойливы до отвращения, и если ты или водитель на секунду потеряешь бдительность, могут схватить любую вещь – автомат, фуражку – и броситься убегать…
Привыкаю к обстановке: уже легко на слух отличаю стрельбу из разных видов оружия, примелькались лучи прожекторов в ночном небе, и беспрерывные осветительные ракеты, всегда внезапные и очень громкие взрывы по вечерам. Пища спартанская: «красная рыба» (консервы «Ставрида в томатном соусе»), каша-шрапнель и суп – затрудняюсь назвать его русским литературным словом… Мотаюсь в столице и вокруг нее.