Лобовое стекло было в паутине трещин, двигатель еще гудел. Машина, в которую я врезался, была в худшем состоянии, ее хрупкий багажник смяла стальная защита от оленей впереди грузовика. Я нащупал ключи, выключил двигатель, открыл дверцу и выпрыгнул из грузовика. Мои ноги подкосились, я впился в дверцу и устоял. Дождь стучал по моей голове.
Мое лицо в крови смотрело на меня, отражалось в окне водителя. Моя футболка была изорвана, раны и царапины покрывали мою грудь. Кровь была всюду, и я все еще ощущал шершавый горячий язык Изверга.
Я склонился, меня стошнило на асфальт. Как только желудок успокоился, я забрался на заднюю шину. В грузовике была сумка с припасами, и я вытащил свой кожаный плащ и надел его. Застегнув его под подбородок, я скрыл капюшоном голову. Перчатки были в карманах, и я надел и их.
Сжимая кулон в кулаке, я ушел от грузовика, хлюпая ботинками по лужам. Голова кружилась, идти прямо было тяжело, но переулок был недалеко, и она была там. Может, теперь я пойму, как я провалился.
Я сжал ее кулон. Она обвинит меня в том, что я его сломал? Как она отреагирует, узнав, что я не смог убить Аконита?
Ты слабый. Ты полагался на других.
Слова пульсировали вместе с ранами.
Переулок был впереди, и я видел, что она сидела на земле, сжавшись в комок, спрятав лицо, светлые волосы промокли. Мои шаги замедлились. В десяти шагах от нее я остановился. Что-то во мне напряглось в отвращении при виде нее.
Она подняла голову. Синяки. Отеки. Кровь размазал дождь. Слезы на щеках. Боль и отчаяние на лице. И… облегчение. Радость, что я пришел.
Слабость.
Но я не был слабым.
Она была.
Я видел в ней слабость. Ее побили — ее тетя, алхимик. Человек. Не огромный зверь с когтями, клыками и невозможными силой и скоростью, которого я не смог одолеть даже с зельями.
Она была слабой, и я полагался на нее и тоже стал слабым. Если бы не она, это не произошло бы. Я бы не попытался убить Аконита раньше, чем был готов. Я бы не рассчитывал на ее артефакт — заклинание, которое сломалось.
Она была слабой.
И, пока она смотрела на меня с отчаянным облегчением и слезами, ненависть поднималась в моей груди как кислота. Я ненавидел ее облегчение. Я ненавидел ее безмолвные ожидания, что я, сильный, защищу ее. Я ненавидел ее синяки и то, как она сжалась, как беспомощный ребенок. Я ненавидел ее слабость.
Я шагнул вперед. Она смотрела, как я приблизился, надежда на ее лице дрогнула. Я видел теперь ясно: она была мертвым грузом. Я не выживу, если она будет висеть на мне.
Встав перед ней, я вытащил ее кулон из кармана и бросил на землю. Кулон был слабым, как она. Он подвел меня, как она.
Она смотрела на свой любимый артефакт, потом подняла взгляд на меня. Ее взгляд был как нож в моей груди, но я уже страдал. Мне не нужно было, чтобы она добавляла боль. Она вообще не была мне нужна.
Я отвернулся и ушел.
Я не оглянулся.
Рассвет стал превращать небо в желтое, когда я припарковал грузовик. Я выбрался, Аконит вышел из гаража. Он ждал, пока я шел к нему. В двух шагах от него я остановился и смотрел в лицо мужчины, который вырастил меня, обучил меня и мучил меня. Я ненавидел его. Я представлял, как убью его. Я хотел его смерти.
Но я еще не был достаточно силен, и если я убегу, я и не буду. Так что я останусь. Я был его учеником, и он сделает меня сильнее. Таким был уговор. Он сделает меня сильным, как он, а потом я убью его.
Он впился в меня взглядом.
— Теперь я понимаю, — мой голос был хрипом. — Я сделал выводы.
— Хорошо, — он опустил тяжелую ладонь на мое плечо и сжал сломанную ключицу, пальцы впились. — Союзников нет, Захария. Только орудия.
Глаза девушки, когда я смотрел на нее в последний раз, были выжжены во мне, и боль в плече усилилась. Я был рад, что не узнал ее имя.
— Да, — сказал я наставнику. — Я понимаю.
Союзников не было. Не было спасителей, героев, друзей, семьи.
Был только я и моя сила.
И я буду оттачивать эту силу до дня, когда убью Аконита.