Огюст и Жан были мобилизованы и зачислены в летный отряд. Звание молодому доктору наук и его брату дали самое скромное, невзирая на научные титулы. Впрочем, солдатские нашивки их отнюдь не смущали. Зато сами братья, как в былые годы в гимназии, нередко смущали начальство: в мундире они еще больше казались похожими. Жан позже вспоминал с неизменным удовольствием, что чаще всего виноватым был он, а наказывали почему-то Огюста. Можно понять растерянность их сержанта, когда оба длиннющие брата, браво вытянувшись, стояли по стойке «смирно» и, не мигая, смотрели ему в глаза — он совершенно не был уверен, кто из них действительно виноват.
Служили братья вместе недолго: скоро Огюста отозвали из армии для преподавания в Высшем училище в Цюрихе.
Чем он занимался в науке в ту пору… Его влекла авиация. Он разрабатывал теорию полета самолета на большой высоте. Еще и самолетов таких даже в прожектах не было, а он предвидел: обязательно будут. И уже тогда подумал о пилоте высотного самолета: пилот должен сидеть в кабине с нормальным давлением и не зависеть от перемены давления за бортом самолета. Он предлагает создать герметическую кабину — и получает отказ: «Простите, профессор, это не нужно».
Пытаясь возразить, он сказал: «Сегодня — да, но завтра такая кабина понадобиться!»
Ему отвечали: «Возможно, профессор. Но не сегодня».
Очень часто ему приходилось выслушивать по поводу своих предложений: рано, еще не время. А он знал: надо начинать работать сегодня, чтобы было в самый раз завтра.
Он привык это выслушивать и приучил себя воспринимать не волнуясь. Время покажет, кто прав. И потом впереди столько работы…
Они познакомились в Цюрихе, вскоре после того, как Огюст вернулся из армии. Ее звали Марианна Дени, она была стройной, худенькой девушкой, и он почему-то испытывал чувство неловкости, когда встречался с нею глазами. Кажется, она тоже очень смущалась. Этот очень высокий молодой профессор ей нравился.
Марианна была француженкой, дочерью Эрнеста Дени, известного историка, профессора Сорбонны. Она изучала литературу. В Швейцарию ее отправили собирать материал для диплома, найти последние недостающие звенья в работе.
Они часто встречались, бродили по старому городу, стояли на мосту, подолгу глядя в бегущую воду, а потом ей пришло время уехать. Огюст ее проводил, еще не зная, когда они встретятся, и, кажется, только после того, как мимо него проплыл, мерно покачиваясь, последний вагон поезда, который увез Марианну, понял: он любит ее.
Огюст часто писал ей, она сразу же отвечала.
Через несколько лет, в 1920 году, они поженились. Их родители гадали, где, в Швейцарии или во Франции, захотят жить молодые, а они не гадали — им все равно. Они будут вместе, и это для них самое главное.
Обычный случай решил их судьбу. Огюст получил кафедру в Высшем училище, и в это же самое время получил письмо из Брюсселя, в котором его приглашали в знаменитый Свободный университет. В университете организовывали новую кафедру прикладной физики и, перебирая возможные кандидатуры, остановили свой выбор на Огюсте Пиккаре. Он молод, но уже многое сделал, его имя в науке известно, на его труды ссылаются многие научные авторитеты. В конце концов, молодость — это достоинство. Энергичный, полный замыслов профессор — разве можно желать более подходящего человека на кафедру?
Пиккар все взвесил, прежде чем дал согласие. Главное, что его соблазнило, — это хорошо оборудованная лаборатория, которую ему обещали при кафедре. Вот тут он устоять уж не мог.
И вот они в Брюсселе. Живут в маленькой квартирке, принадлежащей университету, в котором Огюст с прежним успехом читает лекции и увлеченно работает в лаборатории. Студенты и здесь любят Пик-кара, известного своими трудами, известного своими полетами на аэростатах. Не каждый профессор имеет за плечами такое эффектное прошлое…
А через год у Марианны рождается дочь — Дениза, еще через год — сын Жак, семейству, столь быстро выросшему, становится тесно в скромной университетской квартирке, и Огюст подыскивает небольшой особняк на тихой улочке неподалеку от центра. Здесь, на авеню Эрнестин, 20, у Пиккаров родились еще три дочери — Марианна, Элен и Женевьева. Здесь семья Пиккаров прожила тридцать лет.
Это было дружное, веселое семейство. Отец любил вывозить свое многоголосое семейство за город на прогулки. В воскресные дни они все вместе нередко ехали в зоопарк — отец хотел, чтобы его дети знали и любили животных. Жак унаследовал от отца любовь к технике. Кто знает, может, уже тогда профессор Пиккар, глядя на игры сына, думал о далеких еще временах, когда он, Жак Пиккар, сын Огюста Пиккара, пойдет дальше дорогой отца. Сыновья всегда должны идти дальше отцов. Но редкому отцу выпадает в жизни такое счастье — увидеть в сыне воплощение своих собственных замыслов.
Огюсту Пиккару такой жребий выпал.
Наверное, степенный профессор, глава большого семейства должен был выбросить из головы мечты своей далекой юности, расстаться с ними навсегда… Полеты в небо? Это прекрасно, но эксперименты в лаборатории куда важнее, и столько сил и времени на них уходит. Глубины моря? Чудесные, далекие мечты… До них ли человеку, который каждый день читает лекции в университете…
Но в том-то и дело, тем-то и удивителен этот человек, что он никогда не позволял себе отказаться от, казалось, совершенно несбыточных планов юности. Можно было подумать, что Огюст Пиккар дал себе тайную клятву — быть всегда, всю жизнь верным мечте — и ни на пядь не отступил от нее.
Уже несколько лет профессор Пиккар не поднимался на шаре. За это время он заново устраивал свою жизнь — в чужой стране, на новом месте. Пока ему было не до полетов… Но он непременно решил участвовать в гонках на все тот же приз Гордона Беннетта, в которых он так хотел выступить еще одиннадцать лет назад, когда снаряжал на старте «Гельвецию». На сей раз ехать никуда не пришлось: старт давался в Брюсселе.
Двадцать один шар приготовился к гонке, и, наверное, это было бы замечательное зрелище, не испортись на арене погода. Небо буквально на глазах обложило тучами, поднялся ветер. Но победителя ждал приз — 10 тысяч золотых марок, — надо было только пролететь по прямой наибольшее расстояние.
Старт решили не откладывать, и профессор Пиккар на своем «Цюрихе» вместе с двадцатью другими аэронавтами отправился в путь.
Трое из них не добрались до цели: аэростаты сгорели после прямого удара молнии… Но гонки не останавливались — все стремились к победе. Пиккар открыл выпускной клапан, пролетев чуть более девяноста километров, и опустился в Голландии, неподалеку от местечка Эйндховен. Он был слишком трезв и расчетлив, чтобы исключительно ради спортивного результата рисковать собственной жизнью. Ради науки — дело другое, тут вопрос для него не стоял.
Пиккар отовсюду извлекал урок и из этого, по существу, неудачного полета тоже. Через год он публикует работу, где с точки зрения физика объясняет опасность молнии для аэростата. Пусть кого-то предохранит его опыт…
Говорят, что именно после этого неудачного старта Пиккар задумал полет в стратосферу.
Стратостат, несмотря на необычность заказа, сделали быстро. Через полгода оболочка и гондола были готовы. В июле тридцатого года профессор Пиккар едет в Льеж, чтобы испытать гондолу на герметичность. От этих испытаний зависит многое.
Пиккар вспоминает такой эпизод. В отличие от барокамер прежней конструкции в его гондоле отверстия для люков были сделаны круглыми. Он хотел добиться более надежного уплотнения. Раньше крышки делали овальными, протаскивали внутрь, повернув меньшим диаметром, потом разворачивали и ставили на место. Поэтому Пиккар приказал сначала положить внутрь гондолы обе крышки, а уж потом ставили последний лист алюминиевой обшивки. Иначе крышки не затащить: их диаметр равен диаметру люка.
«Директор завода был со мной согласен, — писал Пиккар, — но возражал производитель работ. Он лучше других знал, как взяться за дело. Он строил уже не первую барокамеру и всегда видел, что крышки люков ставят в последнюю очередь. Я думаю, что он никогда не понимал, почему отверстия люков делаются овальными. Для него, человека практики, имел значение только опыт. Он не очень доверял теории и ни на кого не полагался. Его не могли убедить даже сильнейшие доводы профессора университета, который, по его мнению, был отвлеченным от жизни мыслителем.