Одним из первых, как это ни покажется странным, пришел на помощь итальянский Олимпийский комитет. Профессор Пиккар сам нанес визит председателю комитета, и тот, увидев в дверях Пиккара, поднялся из-за стола и поспешил навстречу, вытянув руку:
— Как же, как же, мы вас прекрасно знаем, господин профессор! И мы обязательно по мере сил поможем вам. Ведь вы в своем роде тоже спортсмен, не так ли? Разве исследования нельзя назвать спортом ученых?
Пиккар стоял улыбаясь, не зная, что сказать в ответ на итальянскую пылкость.
Как-то раз Жака пригласили в Лондон — прочесть лекцию о подводных исследованиях и выступить по телевидению. Так судьба свела его с доктором Робертом Дитцем, американским океанографом, и с этой встречи в истории «Триеста» произошло прояснение. Дитц, едва увидев батискаф, сразу же стал его горячим поклонником. Он заверил Жака, что сумеет заинтересовать батискафом американское военно-морское ведомство.
В 1958 году Пиккары получили от американцев предложение продать им «Триест». Отец с сыном совещались недолго — другого выхода у них просто не было. О том, как Пиккарам было жаль расставаться с «Триестом», можно не говорить. Но они не могли его сами использовать, а на полученные деньги решили построить новый подводный корабль — мезоскаф.
И вот батискаф грузят на океанское судно и везут в Сан-Диего, где он поступает в распоряжение военно-морской лаборатории электроники. Жак сопровождал батискаф: американцы, по договору, оставляли его консультантом по эксплуатации.
Однажды, беседуя с Жаком за чашкой кофе, Дитц заговорил о самой глубокой впадине в Мировом океане — о знаменитой котловине Челленджер. Дитц сказал:
— Этим летом флот поможет нам начать штурм этой впадины. Правда, некоторые океанографы могут сказать, что рывок в котловину Челленджер нарушит программу научных погружений. Но я убежден — большинство из нас согласится, что, если такая возможность существует, ею нельзя не воспользоваться.
— Да, конечно, — ответил Жак, — если эта котловина существует, ее следует взять. Истинное удовлетворение человек получит, только погрузившись на дно глубочайшей океанской впадины. У всех у нас неудержимая страсть к погружению в неведомое, и она заставляет нас познавать непознанное.
Эти слова произнес истинный сын Огюста Пик-кара.
С того дня они начали готовиться к штурму самого глубокого дна нашей планеты. Во-первых, нужна была более прочная, более толстостенная гондола. Во-вторых, нужен другой поплавок, а то этот может взорваться и тогда, как говорил Жак, «все рыбы во всем Тихом океане спросят: «В чем дело?» На том и решили: нужна реконструкция.
Когда все было готово, «Триест» стал, по существу, уже иным батискафом. Теперь он мог доставить людей на дно их планеты. «Дно Земли» — так называли котловину Челленджер, глубочайшее место в самой глубокой Марианской впадине.
Начались испытания. Новый «Триест» проходит сначала 1500 метров, потом 5530, потом — уже в начале января 1960 года — 7025 метров. Теперь можно было идти на главный штурм океана.
Огюст Пиккар с радостью следил за успешной работой сына. Он был горд, что именно Жак пошел дальше его. «И он пойдет еще дальше, — думал Пиккар, — он опустится на дно этой впадины».
Профессор Пиккар едва не ошибся. Он не знал, что Жака не включили в группу гидронавтов, которую готовили к погружению. Впрочем, этого не знал и сам Жак.
Однажды, когда он работал на палубе батискафа, один человек, дружески к нему расположенный, отозвал его в сторону и сообщил неприятную весть. Жак был некоторое время в полной растерянности — он по праву считал себя основным кандидатом в пилоты «Триеста». Во-первых, батискаф изобрел его отец. Во-вторых, сам Жак свои последние десять лет посвятил этому аппарату. В-третьих, в договоре, заключенном с американцами, говорилось, что за Жаком Пиккаром «сохраняется право участвовать в любых погружениях», связанных с особыми проблемами. И вот теперь его хотели лишить этого прана…
Наверное, если бы не отец, который ждал, что сын сумеет сделать то, что он не успел, Жак бы не стал добиваться места в гондоле «Триеста» во время рекордного штурма. Отец с такой надеждой смотрел на него…
Началась тревожная, томительная для младшего Пиккара переписка с различными ведомствами, от которых зависел окончательный выбор экипажа «Триеста». И наконец победа. Жак займет свое место в гондоле. Вместе с ним будет спускаться лейтенант Дон Уолш.
Штурм назначили на 23 января 1960 года.
В этот день в 220 милях от побережья острова Гуам, что находится в западной части Тихого океана, случился сильный шторм. Событие это, само по себе значащее чрезвычайно мало даже для метеорологов, поскольку район этот лежит далеко в стороне от судоходных дорог, в истории, конечно бы, не сохранилось, если бы не одно обстоятельство. В тот день в районе шторма находились три судна. Одно из них — военный эсминец, другое — обычный буксир, зато третье, которое тащил за собой буксир, было более чем необычно. Внешне оно напоминало подводную лодку, низкую палубу которой то и дело накрывали крупные волны, а рубка временами совсем исчезала от взоров тех, кто стоял на буксире. Среди них был и Жак с Доном Уолшем.
Жак смотрел на батискаф, который швыряли волны, и обеспокоенно думал о том, как «Триест» перенес четырехдневный переход от Гуама. Было и еще одно важное дело, с которым предстояло покончить, прежде чем начать погружение: нужно с абсолютной точностью найти центр котловины, иначе подводные течения смогут увлечь батискаф в сторону от самого глубокого места. Котловина Челленджер — это настоящее подводное ущелье около семи километров в длину и около двух в ширину, и, если представить, что до дна его — ни много ни мало — одиннадцать километров, можно догадаться, сколь трудно отыскать его центр.
Около трехсот промеров пришлось проделать, и всякий раз приборы показывали глубину 11 тысяч метров. Батискаф стоял точно над целью.
Рано утром, едва забрезжил рассвет, Жак Пиккар попросил спустить шлюпку и попытался сесть в нее. Волны высотой в семь с половиной метров заставили его отказаться от этой попытки. Тогда решили спустить резиновый плот и на нем подойти к батискафу.
Со щемящим сердцем осматривал Жак батискаф, потрепанный волнами. Телефон, укрепленный на палубе, бесследно исчез, тахометр — прибор для измерения скорости подъема и спуска — был разбит и не действовал. Поврежденными оказались и другие приборы. Жак колебался. Вероятно, следовало бы отложить погружение… Но он, да и все столько ждали этого дня…
Подошел на катере, спущенном с борта эсминца, Уолш, высокий белобрысый моряк. Ловко прыгнул с катера на палубу батискафа, сразу спросил:
— Что вы думаете обо всем этом, Жак?
— Я смогу вам ответить только после того, как проверю все внизу, — ответил Жак.
Внизу, к счастью, все было в полном порядке.
Теперь Жак хотел только одного: как можно быстрее уйти в глубину, туда, где волны бессильны.
Когда они уже приготовились спуститься в гондолу, кто-то из зоологов крикнул им, не удержавшись: «Бога ради, узрейте там хотя бы одну рыбу». До сих пор никто не знал, живут ли рыбы на такой глубине. Может быть, сейчас наконец наука получит ответ на этот вопрос…
8 часов 15 минут. «Триест» стал погружаться. Это было шестьдесят пятое погружение Жака Пиккара.
В гондоле они чувствовали себя не слишком уютно. Наверху оба насквозь вымокли, и теперь одежда неприятно липла к телу, стесняя движения.
По существу, батискаф падал в пучину, — так велика была скорость его погружения. Так же быстро опускается лифт. В гондоле стояла тишина — двое людей молча занимались своими делами. Жак работал с приборами, Уолш возился с акустическим телефоном, пытаясь наладить связь с буксиром. Связи пока что не было.
По мере спуска в гондоле становилось все холоднее. Самое время переодеться, сухая одежда была, но разве повернешься в этом тесном ядре…