Возвратившись в Токио после комиссии, я почему-то застал около дома барышню.
— А, Сигэ-дон, вернулся, — промолвила она.
В растерянности я вместо того, чтобы поздороваться, выпятил грудь и как гаркну:
— Принят по первому разряду!
Жена до сих пор не может без улыбки вспомнить об этом случае и всякий раз уверяет, что мой ответ тогда очень ее насмешил. Ничего подобного. Я так ее ошарашил, что она едва слышно пролепетала:
— Поздравляю.
Узнав о моих успехах, хозяин расценил их по-своему.
— Выходит, по первому разряду?
— Так точно, по первому.
— Столько лет впотьмах работал иголкой, неужели и по зрению прошел?
— Проверили глаза и ничего не сказали.
— И ростом ты не вышел, неужели в самом деле по первому?
А сам оглядывает меня с ног до головы и вздыхает. Меня даже досада взяла, неужели доброго слова у него для меня не найдется? Но и хозяина понять было можно, у него как раз только что двух подмастерьев призвали, и забеспокоился он, как дальше будет дело вести. Ведь заказов не убавилось. Цены на коленкор росли и уж конечно на наш товар тоже, но только раньше по десять пар заказывали, а теперь сразу по тридцать стали.
Таби из коленкора в магазинах не торговали, вместо них появились таби из штапеля и из искусственного шелка, но и те скоро исчезли. Вы, наверно, помните, слух тогда прошел, что в продаже будут только таби «бэттин» из вельвета.
Однако фирмы, работавшие на заказ, не только не знали ни в чем нужды, но вовсю процветали. Говорили, будто военные кутят и им требуются молодые гейши.
Впрочем, мое дело — таби, а в мировых событиях я не разбираюсь. У нас из-за этого и сейчас стычки с женой случаются. «У вас в голове одни носки», — заявляет она. А я ей в ответ: «Ты-то сама кто, не дочь ли носочника?»
Приказчик, от которого я порядком натерпелся в бытность мою учеником, принял это известие тоже по-своему. Я, конечно, поспешил сообщить ему о своей радости. А как же иначе? Да и чем еще мог я перед ним похвастаться?
Итак, выпятив грудь, я отчеканил:
— Здравствуйте, господин приказчик. С вашей помощью по первому разряду принят.
Приказчик, однако, меня не поздравил. Лицо его приняло сосредоточенное выражение, он кивнул головой и произнес:
— Пройти военную комиссию, Сигэ-дон, это по прежним временам все равно что самураю пройти обряд гэмпуку[9].
Наш приказчик любил дзёрури[10], и не пропускал ни одного представления бунраку[11], поэтому разговор у него был свой, особый. Но не успел я подумать: «А здорово он ввернул насчет «гэмпуку», как приказчик спросил, известно ли мне, что значит посвящение в тайны кисти.
— Посвящение в тайны кисти?
— Не знаешь? Просто беда с вами, с нынешней молодежью. Невежды, да и только. Что проку от тебя в деле, если ты разговор с клиентом не умеешь поддержать? Думаешь, я так, удовольствия ради хожу смотрю на дзёрури? Раз я в них кое-что смыслю, значит за словом в карман не полезу.
Выслушав его нравоучения, я наконец понял, что посвящение в тайны кисти — это из рассказа о том, как Сугавара Митидзанэ обучал своего ученика тайнам каллиграфии. Ах, вот оно что, вам известна эта история...
— Когда в армию? Осенью? — спросил приказчик.
— Так точно.
— Значит, через полгода.
Теперь я с благодарностью вспоминаю то время, он успел всему меня обучить. Молча, без лишних слов показал, как снять мерку, как сшить самые трудные швы. Жара стоит невыносимая, пот со лба глаза заливает, а я терплю, боюсь, как бы чего не проглядеть, пока лицо вытирать буду. С тех пор так и привык: пот глаза заливает, а я и не моргну. Потом, во флоте, это очень пригодилось. Разве вытрешь там пот, когда на тебе винтовка и полное снаряжение. Уставишься в бинокль, следишь за самолетами противника и не моргнешь ни разу. Жизнь дорога!
— Ты из крестьян, Сигэ-дон?
— Из крестьян.
— Как по-твоему, на какую ногу труднее шить, на господскую или на крестьянскую?
— Наверно, на господскую.
— Вот дурак!
Слова приказчика задели меня за живое, ведь я с таким усердием изучал самые различные ноги, но, видно, мой опыт слишком мал, и затаив дыхание я слушал приказчика.
— Если хочешь знать, нет ничего легче, чем шить на господские ноги. Они мягкие, носок так и прилипает к ним. Особенно важны ступни. Городские на улице ходят в гэта, а дома по ровному полу, поэтому ступня у них более плоская, чем у деревенских. Крестьяне носят соломенные сандалии, ходят по немощеной дороге, по траве, поэтому ступня у них крепкая и с таким высоким сводом, что просто беда. Я привык на городских шить, но однажды попалась мне крестьянская нога, так я не знал, как к ней и подступиться. Веришь, сколько лет шью, а крестьянские таби так и не научился делать как следует.