Март и прежде бывал у них. А сырники у Марфы и в самом деле, как говорила бабушка Катя, ум отъешь. Усадили, предложили на выбор — взвар и простоквашу со льда. Тоже, скажу вам, вещь! Крупными мягкими комками, нежная, вкусная, а под сырники так и вовсе идеал.
— Хозяйка, добрый день.
— Проходи, Март, садись, — широко улыбнувшись, почти пропела она.
Два раза повторять не надо. Перекрестился и за стол. Первым делом спросил:
— Какие вести? Что с нашими?
— Григорию несколько часов делали операцию. Вытащили несколько пуль, почистили раны. Сейчас он спит под капельницей.
— Слава Богу! А что с Ефимом? — не без тревоги задал вопрос о втором.
— Врач сказал — жить будет! Но на поправку еще не скоро пойдет.
— Так он и не дышал почти.
— Дед ничего не пожалел. Отвалил часть Груза за лекарства иномирные.
— Да неужели… прежде за ним такого не замечалось…
— Ты бы, Март, такие слова не говорил, — осторожно попытался вразумить его Зотей, — не будет тебе добра от них. И так по краю ходишь…
— Есть что-то, чего я не знаю? — спросил, дожевывая последний сырник.
— У деда характер крутенек. С годами построжел того больше. А ты без должного почтения с ним.
— То есть наград и повышений мне от него ждать не приходится?
Двоюродный брат чуть не поперхнулся взваром. Привычным жестом огладил бороду и покачал головой.
— Ты ведь виноватиться перед ним не станешь?
— А за что?
— Вот и я о чем. Дед и за меньшее из рода изгонял. Тем более в вере не крепок, молишься мало… Вчера ты большое дело свершил для клана, но поскольку перед большаком не гнешься…
— Вышло только хуже? — понимающе качнул головой Мартемьян.
— Пойми, не может он допускать, чтобы в семье силу брали те, кто ему открыто противоречат. А то, что ты стрелок первейший и воин добрый, так это всем понятно стало. Легко сказать, в одного всю банду положил!!! Только это еще хуже. Сидел бы тихо, может, со временем бы и подзабылось все. А так…
— Оно так всегда в жизни. Наказывают невиновных, награждают непричастных, — притянув к себе на тарелку большой кусок ароматного, истекающего соком мясного пирога с картошкой, изрек известную армейскую мудрость. — Зотеюшка, будь добр, разъясни мне толком, чего ждать, к чему готовиться?
— Кто бы мне подсказал… ты вот о чем еще подумай, Март. Барантачей этих один ты видел живыми. Что про них тебе ведомо, никто не знает. А ведь от кого-то они узнали и про Груз, и про малый обоз.
— Думаешь, у нас завелась крыса-соглядатай?
— Тут и думать нечего. Наш род ослабел, могли сыскать иуду. Перекупили, посулив взять в свой клан или иным чем, — уверенно подтвердил мое предположение двоюродный брат. Марфа тем временем закончила возиться у плиты и молча присела рядом с мужем. — Вопрос в другом. Ты им дорогу перешел. И может быть, что-то о них знаешь.
— Считаешь, могут еще раз попробовать убить?
— Трудно сказать… Но и исключать такое нельзя. Так что будь осторожнее.
— Это мое второе имя. Тут можно не переживать.
Зотей переглянулся с женой, и они одними глазами улыбнулись друг другу. Очевидно, что на их взгляд человек он был буйный и бедовый.
— И вот еще что, Мартемьян. Про лошадей и прочее никого не спрашивай. Большак распорядился их в табун отогнать.
— Вот так поворот… — он даже растерялся на миг, — что за вопиющий волюнтаризм?
— Двух коней, что ты сам привел в башню, я сразу убрал в сторонку. Они — твои, — нарочито не обратив внимания на реплику, закончил он свою мысль.
— Вот за это спасибо, братан. И тебе, Марфа Ильинична, благодарствую. Накормила, просто отпад! Не сочтите за нахальство, но могу я пару кусков пирога с собой прихватить?
— Неужто не накушался? — широко улыбнулась Марфа и тут же принялась щедро укладывать пироги в деревянный туесок.
— Да я не себе. Угостить кое-кого хочу твоей великолепной стряпней.
— Вот, держи. После посуду занесешь.
— Вот спасибо, вот хороший человек. А теперь пора мне. Дел еще много.
Следующим пунктом плана на день значился поход на подвал. Добытые в бою стволы и броню, оставленные накануне вечером в оружейке, следовало привести в порядок, разобрать и тогда уже решать, что с этим стреляющим железом делать. Спешить было некуда, да и наелся он от души, до полнейшего осоловения. Организм молодой, но сигать с набитым животом по перилам пожарной лестницы ни смысла, ни желания не имелось.