Выбрать главу

— Как-нибудь в другой раз. Но за приглашение спасибо. Все, давай уже, беги. А то еще опоздаешь.

— Ты куда сейчас?

— Домой поеду.

— Тогда до завтра!

Не успел он завести велик во двор, как его окликнул часовой.

— Март, ты где пропадаешь?

— Да так, катался по городу.

— Вот гусь! Его старшина весь день для доклада дожидается, а он, видите ли, катался…

— Ну, значит, дождались. Передай им, сейчас буду.

Совет клана собирался на шестом этаже, так что Март еще успел по пути заскочить к себе, сбросив броню с покупками и поменяв футболку на свежую.

— Не стоять же мне перед начальством в мокрой от пота одежде, — пробурчал он себе под нос.

Без спешки преодолел лестничные пролеты, и вскоре оказался перед высокой, резной дверью зала совета. Стучать не стал. Раз его так ждут…

— Мое почтение, господа старшина, вызывали? Вот он я, — со всей возможной для себя вежливостью начал он.

За длинным столом собрались трое. Сам глава рода — Маркел Вахрамеев сидел в центре. Всегда одетый в темное семидесятилетний старец. Из рукавов рубахи виднелись широкие, все еще крепкие запястья. Заботливо расчесанная белая борода и длинная грива все еще густых, начисто седых волос обрамляли до черноты загорелое лицо, на котором грозно мерцали некогда синие, «вахрамеевские», а с годами изрядно выцветшие глаза. Суровый, неприступный, сильный, глубоко религиозный. Настоящий вождь, как он сам наверняка думал.

По правую руку от него разместился старший сын и наследник Поликарп. Ему было под пятьдесят. Уже и седина в бороде и на висках искрила. Взгляд внимательный, спокойный, уверенный. Настоящий воин и командир. Но воле отца никогда не перечивший.

Слева — младший брат главы и его советник, отвечавший в клане за торговлю и все денежные расчеты — Акинфий. Широкая, расчесанная надвое борода, румяное, словно печеное яблоко, добродушное лицо, непроницаемый взгляд прятался за толстыми линзами круглых очков. Зрение он испортил, как гласила молва, многими часами корпения над торговыми отчетами и бухгалтерией клана. Он был на двенадцать лет младше Маркела. С детства ласковый, услужливый, всегда готовый исполнить просьбу старших. И к тому же отлично считавший, оборотистый делец, умевший выжимать из сделки максимум возможного.

«Финансисты и силовики, классика жанра. И чего мне от них ждать?»

— Расскажи нам, как все было, — распорядился дядька Поликарп.

— Как въехали в распадок, ударил взрыв. Меня отбросило в кусты. Чудом не убило. Очнулся, пришел немного в себя. Они у повозки собрались. Слышу, начали наших добивать. Ну, не стерпел, кинул гранату, потом добил всех. Ребят осмотрел, перевязал и поехали до дому. Все.

Слушали его очень по-разному. Дед с видимым безразличием, Поликарп — кивая время от времени, просто сверяясь с собранными на месте стычки данными. Внимательнее всех оказался казначей. В его взгляде читалось плохо скрываемое нервное ожидание. «И чего он так хочет услышать?»

Дедов брат с намеком спросил:

— Больше ничего важного не случилось?

Марту даже показалось на миг, что изворотливый старик подразумевал карту спрятанных сокровищ, но он тут же отбросил ее. Действительно, откуда посторонним это знать? Еще раз взвесив все за и против, сухо ответил:

— Никак нет.

Блеснув раздраженно глазами из-за толстых линз, Акинфий забарабанил пальцами по столу, но тут же осекся и взял себя в руки:

— Поди, награды ждешь за свое геройство, а, касатик? Да только ты и без нас себе долю нарезал и немалую. Что ж, мы со всем пониманием, и слова супротив не скажем. Верно, Маркел? — дед в ответ величаво качнул головой, выражая сдержанное одобрение. — И хватит о том.

«Это он про трофеи и двух коней? Да, удобно. Награда сама нашла героя. Ловко… ну дедушки хитровыделанные».

— А как же так вышло, сударик ты наш, что остальных побило, а ты, считай, цел остался, даже не оцарапался? — мягко и вкрадчиво поинтересовался дед Акинфий.

— Не могу знать.

— А ты подумай, подумай, — настойчиво потребовал казначей со скрытой сталью в голосе.

— Мин меня своим телом прикрыл от ударной волны, а дальше наша вахрамеевская живучесть сработала. Ну и повезло.

— Да ты в сорочке родился… послушать его, так сказка былью обернулась… — вроде бы поддакнул Акинфий, но прозвучало это скорее, как сомнение в озвученной версии и даже скрытое подозрение.