— А как же Кержак?
— Для всех свои слова заветные имеются. Сам понимать должен. Навроде пароля.
Март понимающе качнул головой и задал второй вопрос.
— Его зовут Питер? Так он рахдонит?
— Да вроде нет, хрен его поймешь. Похож ты на него чем-то, такой же сокол шизый.
— Так он лётчик, — обрадовался Март.
— Скорее налетчик. С виду добрая душа, но ты на то не ведись. Бомбер мужик крутой, жёсткий, но слово коли даст — кремень. Глядишь, и поможет чем.
Поднимаясь по ступенькам, Март в некотором обалдении обдумывал итоги такой неожиданной и плодотворной встречи. «Значит, говорите, Запределье? И гаджеты продвинутые, судя по всему, с автономной интеллектуальной голосовой системой? Некисло. Еще и отмычка мудреная. Да, очень не прост оказался наш дед Каллистрат. А глава рода его в советники не взял… Умное решение, что еще сказать. Но это уже в прошлом. Тут другое интереснее. Что такое 'Гадкий койот»? И где это находится? Костыль сказал, когда доберусь. Выходит, мимо него не проскочишь? Да уж, накидал старик загадок. Но какие горизонты открылись, просто закачаешься…
Выбравшись во двор, он увидел собравшуюся там сильно поредевшую за последний год большую семью. И все равно их оказалось порядком. Человек пятьдесят, не меньше. Правда, бойцов едва дюжина. Мужчины и женщины, молодые и уже в возрасте. Родные, двоюродные сестры и братья его отца. Изрядная часть многочисленного потомства прадеда — Ивана Вахрамеева.
Впереди остальных стояла жена дядьки Поликарпа — Мария Ильинична. В руках у нее была древняя, потемневшая за столетия икона святого апостола Варфоломея — покровителя их фамилии. На лицах у большинства читалась печаль и сожаление. А вот осуждения или торжества от его ухода заметно не было ни у кого. Может быть, такие просто не пришли? Здесь ведь были не все.
Отдельной группой собрались парни — его брательники и несколько примкнувших к ним самых боевых сестренок, осмелившихся выразить открытый протест. В их ясных очах, яростно горящих праведным гневом, читались возмущение и вызов.
К горлу внезапно подступил ком. Ноги словно приросли к родному порогу. Пересилив себя, сделал первый шаг, следом еще один и еще. Выйдя на середину, он поставил мешок на землю, с земным поклоном, как и положено, перекрестился на образ апостола. В последний раз обратился к своей семье.
— Не поминайте лихом, родные!
И пошел к распахнутым воротам. Своей дорогой. Он уже не увидел, как старшие благословляли его крестными знамениями, а молодняк кланяется в ответ.
Когда створки за ним с тяжелым железным лязгом закрылись, он окончательно понял, что вот теперь точно все. Оставалось только забрать мотоцикл и рвануть в пампу. Без оглядки.
До мастерской добрался быстро. Большого опыта определения хвостов ни в той, ни в этой жизни у Марта не было, но, как ему показалось, слежки не велось.
— А, Мартемьян. Ну, принимай работу, стрелок! — вместо приветствия указал Фадей Басаргин на байк стоящий с уже прикрученными канистрами. — Да, поработать пришлось. Но в срок уложились. Наше слово твердое.
— Вижу, что все сделано, как надо. Спасибо вам, дядя Фадей, Вася!
— До встречи, дружище, — облапил его Бас. — Ты, давай, береги себя, даром не рискуй.
— Ага, говорила мама летчику, летай, сынок, пониже и потише… ладно, все, пора мне.
— Присядем на дорожку, по обычаю, — вмешался в их болтовню Басаргин-старший.
Сели, помолчали несколько долгих мгновений. Потом Март поднялся, хлопнув ладонями по коленям.
— С Богом. Погнали!
— Отворяй ворота, сынок! Только глянь сначала, все ли там чисто.
— Порядок, — Бас могучей рукой распахнул створку, — Пришли весточку, как устроишься? И вот еще, держи очки мотоциклетные. У тебя нет, а как ты по степи без них?
— Вот за это отдельное спасибо, дружище.
Мотор завелся сразу, сыто заурчав. Газ, еще газ и машина рванула с места, как на гоночном треке. В утренней тиши промелькнули знакомые улицы, вот уже и пампа развернулась перед ним вовсю свою исполинскую и безграничную ширь. Он не оборачивался. Впереди был долгий путь.
Тара осталась позади. Теперь уже навсегда.
[1] жрук — самый свирепый и опасный хищник пампы, отличается крайне злобным нравом.
[2] строчка из песни «Южная прощальная» А. Градского.
Глава 14
Не дожидаясь у неба погоды
С высоты в пять тысяч метров, из полностью «стеклянной» кабины, снабженной голографическими активными экранами панели управления, наблюдение за выжженной зноем бесконечной желтовато-серой равниной не внушало ни малейшего оптимизма. Когда уже пройдены сотни тысяч километров воздушных путей, всякая новизна и непосредственность восприятия пилотирования стирается. Яркий глянец службы в Торговом Флоте потускнел и местами осыпался. И сквозь него теперь упорно проглядывала суровая проза будней и скука долгих вахт, наполненных рутинными действиями по таким правильным, но таким осточертевшим протоколам.