Она поставила на стол графин с мутноватой жидкостью и граненый стакан.
- Для дорогого гостя и добрая чарка найдется. Прошу, господин полицай, - сказала она, поднося тому стакан, наполненный до краев кучеровским самогоном. - Выпейте за моих будущих детей, раз вы ими так интересуетесь.
За первым стаканом последовал второй. После третьего полицай начисто забыл, для чего он сюда пожаловал, и начал вместо детей искать своих спутников. Он бормотал бессвязные слова, грозно выкрикивал имена подчиненных, но его явно клонило ко сну.
Тамара с Таней проводили его к сараю в соседнем дворе, где уже спали мертвым сном его подчиненные - их по пути перехватил Кучеров и вместо Тамариной квартиры увел сюда, посулив хорошее угощение. Надо сказать, он их не обманул.
Пока полицаи спали, детей спрятали в кучеровской кладовке.
Наутро вновь появился старший полицай, проклиная на все лады своих подручных. Пока он спал, они исчезли, обчистив его карманы. Мало того: ведь непременно, собаки, начальству нажалуются, что, мол, добудиться не смогли. Сами в старшие метят. Вот ведь жизнь распроклятая: каждый другого куснуть норовит...
- Не огорчайтесь, лучше выпейте стаканчик, - утешала его Таня.
Полицай выпил залпом, и его совсем развезло. Он проклинал свою судьбу и все бормотал:
- Гады все, предатели... Рубля не оставили. Вот и работай с такими, сил не жалеючи. Никакого уважения. А тебе спасибо. Ты меня уважаешь...
- Я?! - Таня внезапно сорвалась с места, к ужасу Тамары Сергеевны, которая бросилась к ней, протянула руки. - Жалуешься, судьбу проклинаешь? Предателей? Да ты сам - первый предатель! Шкура!
Куда девалась ласковая, предупредительная девушка, только что подносившая ему стаканчик!
Полицай видел широко раскрытые, полные гнева Танины глаза - они казались огромными.
Как-то внезапно протрезвев, он стоял навытяжку перед девушкой, с ненавистью швырявшей в лицо ему беспощадные слова, - молодой, здоровый малый, опухший от вечных попоек.
Потом он пробурчал еле слышно:
- Я ж понимаю, дети где-то здесь, поблизости. Но я их не трону. И искать больше не станем... Но только послушайся моего совета: сведите вы их к попу, окрестите. Деньжат суньте - он церковные метрики выдаст, поняла?..
Уходя из Тамариной комнаты, полицай даже подсказал, что можно организовать все и без крещения, лишь бы метрики купить.
- Тамара, прости, - сказала Таня. - Сорвалась я... Больше такого не будет. В кулак себя сожму. Но ведь тут ребята... Помнишь глаза тех, за проволокой? Как они смотрели на нас? Они ждут, ждут... И мы ничего сейчас не можем для них сделать. Есть ли что-нибудь страшнее бессилия в такие вот минуты?
Тамара плакала, прижимая к себе побледневших до синевы Марата и Лену.
В тот же вечер дети получили метрики у священника, которого им порекомендовал Кучеров. До конца войны они носили эти метрики на груди, в мешочках на крепком шнурке.
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА РАЗВЕДЧИКА
Неимоверно трудно и необычайно важно было для оккупантов наладить регулярное движение поездов.
Составы из Минска двигались на запад и во все концы Белоруссии. Фашисты вывозили продукты: хлеб, спирт, мясо, овощи. Отправляли на работы в Германию молодежь.
Военные эшелоны везли в сторону фронта войска, оружие, доставляли карательные экспедиции поближе к районам, которые оккупанты считали опасными.
Но никакая самая бдительная охрана не помогала: партизаны умудрялись развинчивать рельсы под носом у охранников, подкладывали в самых неожиданных местах мины и взрывчатку. Все чаще движение на железных дорогах стопорилось, сменяясь сумятицей и неразберихой.
Все чаще срывалась доставка на фронт спешных грузов и воинских пополнений, зато вдоль железнодорожной линии, под откосами, уродливо громоздились покореженные вагоны и паровозы.
Помогали партизанам и налеты советских бомбардировщиков.
Однако фашисты то и дело меняли расписание поездов, держали его в глубочайшем секрете. И порой случалось так, что с трудом и риском доставленная партизанами взрывчатка взлетала на воздух бесцельно, не причинив никакого ущерба врагу.
График... Он был необходим не меньше, чем патроны и оружие. Чем взрывчатка.
Тот самый график движения воинских эшелонов, который гитлеровцы постоянно изменяли и хранили в глубокой тайне.
Таня уже прочно, как и Андрей и Наташа, получила, пожалуй, наиболее ответственное за это время задание: во что бы то ни стало раздобыть точное расписание поездов на ближайшее время. Оно требовалось и партизанам.
И Таня отправилась в Заславль - голодная девчонка в поисках случайной работы, готова сменять на продукты последний шелковый платочек: она несла его аккуратно завернутым в чистую тряпочку.
Прежде всего в Заславле Таня разыскала двух братьев-железнодорожников, якобы давних знакомых ее родителей. Братья давно помогали партийному подполью: собирали сведения, присматривались и прислушивались ко всему, что происходит на их участке. Таня знала их и раньше, но никогда не видела вместе - легче и удобнее братьям было держаться врозь.
С этого дня Таня зачастила в Заславль, бывала в семье то у одного, то у другого брата, а уходила в Минск всякий раз с новыми нужными сведениями. Нужными, но, увы, далеко не полными. Передавая их Андрею через приезжавших партизан, она то и дело просила передать и обещание, что в следующий раз непременно узнает побольше, братья слово дали...
Но однажды, отправившись на условленную встречу, Таня встретила одного из железнодорожников на дороге, далеко от его дома.
- Брата взяли, - тихо бросил он Тане, шагая с ней рядом, и как-то само собой получилось, что направлялись они уже не к домику железнодорожника, а в обратную сторону, откуда только что пришла Таня.
- Заподозрили? - с тревогой спросила Таня. - Ну и что с ним?
Ее спутник горько усмехнулся.
- По их законам заподозренный - это уже преступник. А кара одна смерть. Убили брата. Расстреляли.
Таня молча, понурившись, шла рядом. Не хватало духу говорить в эти минуты о том, как остро необходимы более полные сведения, расспрашивать, нет ли чего любопытного. Он заговорил сам: