Ковалев с укором покачал головой.
- Впредь таких глупостей не делай, слышишь? Решил себя и других погубить? Я ведь тоже за каждого из вас в ответе, а мне уже обо всем доложили, учти это...
Повернулся и ушел, оставив Костю в полной растерянности. Он ожидал разноса, суровой кары, а это было... Что это было? Предупреждение? Или командир за собственную шкуру испугался? И кто ему обо всем успел доложить - друзья, враги? Те, кто хотел погубить или, наоборот, спасти?
Костя поглядел на двери штаба - листовки как не бывало.
Откуда было знать Косте, что командир отделения давно уже приглядывается к нему, что связан Сергей Ковалев с партизанами?
И все-таки, ничего не зная, Костя невольно заподозрил: не при содействии ли Ковалева проникают в казарму московские газеты "Правда" и "Известия", подпольные листовки?
Хотелось догнать, найти командира, поговорить с ним напрямик, но решимости не хватило.
И опять не знал Костя, не догадывался, что и здесь он не открыл бы своему командиру ничего нового. Один из солдат, скуластый щеголеватый Гришка, несколько дней назад с торжеством сообщил командиру, что нащупал квартиру, где хранятся листовки, а может, и еще что поинтереснее. Выложил листовки в доказательство, назвал приятелей, вместе с которыми ходил к Тамариной соседке. Один из них признался, что листовки брал, но во избежание неприятностей выкинул их в яму и забросал жухлыми листьями. Другой, с ненавистью глядя на Гришку, упорно все отрицал. Тогда Ковалев приказал солдатам молчать, пока он не свяжется с высоким начальством, не выяснит все толком. Мало ли что, возможно, подлавливает их хитрая баба, а они на самих себя подозрение навлекут: зачем по квартирам ходят, дурные записки выискивают? Так что лучше помалкивать, болтовней только напортишь. И ходить на подозрительную квартиру впредь не стоит, пока он, Ковалев, не прикажет...
Уснул в эту ночь Костя Сумец поздно, полный и тревоги, и смутной надежды на то, что все образуется, изменится.
Вскоре он вновь был в гостях у Тамариной соседки.
Всякий раз будто заново переживал он полузабытое ощущение детской радости, когда после казенного уныния казармы оказывался в опрятной теплой комнате. Чувствовалось тут что-то свое, домашнее.
Уже с порога Костя увидел сидевшую на диване незнакомую девушку. Он молодцевато прищелкнул каблуками:
- Здравствуйте. Разрешите познакомиться. Костя.
Девушка, явно не очень-то довольная неожиданной встречей, сдержанно протянула руку:
- Татьяна.
И умолкла. Сидела так, точно вот-вот готова была подняться и выйти из комнаты, из этого дома. Никакого интереса к гостю.
Завязать разговор помогла хозяйка. Стала расспрашивать Костю о житье-бытье, о его начальниках, солдатах, с которыми он дружил. Беседа становилась все откровеннее. Костя не мог отделаться от желания узнать, кто же все-таки выследил его, когда он прилепил к двери штаба листовку. И вообще, кто рассказал про него командиру отделения, ведь он поделился только с друзьями? Это тревожное состояние духа помогло ему быть особенно откровенным. Присутствие незнакомой девушки не сковывало - напротив, хотя она вроде бы держалась по-прежнему вежливо-равнодушно, в ее брошенных вскользь вопросах, пытливом взгляде он прочитал, как ему показалось, сочувствие, живой интерес. Интерес к его нескладной, такой неумелой жизни.
Таня в самом деле слушала с интересом, хотя все тут было шире, глубже, чем предполагал Костя Сумец. Знать настроение окружающих вражеских солдат, настроение жителей любого села, дома - все это было немаловажно для разведчицы. Андрей и партизаны в лесу ждали от нее не только сведений об отдельных воинских частях, о пополнении, какое получают фашисты. Необходимы были достоверные рассказы о людских чаяниях, планах, надеждах. Такой вот Костя Сумец завтра мог серьезно помочь партизанам, настроение собратьев его по казарме, разлад и вражда в батальоне показывали, что не слишком-то прочным оказалось влияние фашистов. Костя охотно рассказывал о парнях, с которыми дружил, и про тех, кого считал шкурниками и предателями.
Таня про себя повторяла одну фамилию за другой. Поглядывая искоса на Костю, она пыталась определить его характер, весомость в его жизни всего, пережитого им. Мало ли краснобаев, этаких лириков, правдолюбов на словах! Похоже, Костя не таков. Что-то в нем улавливается упрямое, крепкое, надежное. Только бы не обмануться!
Костя Сумец рассказывал с каждой минутой все увлеченнее. Будто стремился выговориться после долгих часов угрюмого молчания в казарме или во время постовой службы.
Особенно восторженно отозвался Костя о Сергее Ковалеве, хотя и умолчал о недавнем случае, когда Ковалев, можно сказать, спас его.
Таня внимательно посмотрела на гостя и опустила глаза. Отчего он назвал именно Ковалева? Но никакой фальши не было в голосе солдата. Может ли он догадываться или знать, что Таня уже слышала о Ковалеве от Тамары Синицы, знала, что Сергей поставляет патроны и оружие, которых так недостает партизанам. Поставляет даром, с риском для жизни, а не торгует, как некоторые другие охранники и полицаи.
Таня очень хорошо помнила, сколько разобранных винтовок вынесли Ковалев и верные ему солдаты со склада батальона. Знала Таня и то, что винтовки и патроны не залеживались на Тамариной квартире: их тотчас переправляли к некоей Марии-маленькой или в один из подпольных "арсеналов", а оттуда прямым сообщением в лес.
Приглядываясь к Косте, вслушиваясь в его слова, наблюдая за его манерой говорить - горячо, взволнованно, - Таня старалась решить для себя, можно ли поверить в надежность этой дружбы. Кается ли он искренне, что надел фашистскую форму, или он из породы тех малодушных, которые умеют трогательно оплакивать свое предательство, но предают снова и снова?
А Костю не покидало томящее желание оправдаться.
- Хотите, я расскажу вам с самого начала, как я попал в батальон оккупантов, надел эту ненавистную форму? - спросил он неожиданно.
- Стоит ли? - мягко возразила Таня, уже подробно знавшая Костину историю. - Мало ли о чем можно поговорить?
- Да, да! - горячо воскликнул Сумец и добавил, понизив голос: - Если вам потребуется помощь, рассчитывайте на меня и моих друзей. Когда понадоблюсь, передайте...