– Так вот, теперь никакого благосостояния нет. В 2011 все замерло, почти все компании холдинга заявили о банкротстве. Обманутых дольщиков – несколько тысяч. В отношении старшего Звенигородцева возбудили уголовное дело – надо же было устроить показательную порку. Пока шло следствие, он умер от инфаркта.
– Отец Макса умер? – воскликнула Даша. – Когда?
– В конце 2012 года, почти три года назад, – тихо ответила Лена.
– Он же был такой.., такой здоровый, веселый, как же он мог умереть? – недоумевала Даша. – Он был Максу и отцом, и братом, и другом, всегда так поддерживал меня. Как же он мог умереть?
– Ох, Дашка. Но это еще не все. Процессы, которые шли вокруг Звенигородцевых, было не остановить – банки обратили взыскание на все, до чего смогли дотянуться. Я-то хорошо это знаю, потому что тогда работала в Сбербанке, а он был крупнейшим кредитором строительного холдинга. Арестовали и продали с торгов не только имущество компаний, но и почти все личное имущество. Вроде бы остались какие-то трасты в оффшорах и квартира Макса, а все остальное ушло, почти с молотка.
– И дом родителей в парке? – спросила Даша. Трехэтажный особняк на берегу Дона был гордостью семьи.
– Дом тоже. Знаешь, у нас в то время как раз губернатор сменился, в общем, пока мадам Звенигородцева нашла подходы к новой власти – было поздно. Потом область, конечно, сменила гнев на милость, дома достраивают на государственные деньги и на новые кредиты. И, знаешь, кто руководит строительной компанией теперь?
– Кто? – спросила Даша, она была раздавлена услышанным. Да, она выкинула Максима и из головы, и из жизни, но слышать о несчастьях, постигших его семью, было тяжело.
– Максим.
– Что Максим? – не поняла Даша.
– Руководит строительной компанией Максим. Это было условие, на котором Звенигородцева стояла до последнего.
– Максим – руководитель строительной компании. Бред какой-то! – не скрывала своего удивления Даша. – Да ему плохо делалось, стоило отцу заговорить о стройке. Он же не мечтал дальше тепленького места в банке, чтобы можно было только бумажки перекладывать и точка.
– Ты бы видела его теперь. Он со строек не вылезает, серьезно. В каком-то интервью местной газете заявил, что осознает свою ответственность и спать не может, пока бедные дольщики не въедут в свои квартиры.
– Да ладно! – не поверила Даша. – Хотя, Лен, знаешь, но должен же он был когда-то измениться. Жаль только, что должны были произойти такие события.
– Да уж, – Лена хотя и не любила Звенигородцева, но смерти его отца сочувствовала. – Ну а насчет его личной жизни, Макс женился во второй раз, и у него родилась дочь полгода назад.
– Здорово, я рада за него, – проговорила Даша. – Думаю, из него, наконец, получился нормальный отец и муж.
– Ну это вряд ли, – протянула Лена, внимательно всматриваясь в Дашино лицо, та не выглядела расстроенной, неужели, наконец, излечилась от своей детской влюбленности в Максима.
А Даша не видела ничего перед собой – Макс опять женат, у него есть ребенок, он потерял отца и возглавил компанию, и все это без нее… а ведь когда-то они мечтали, что все будут делать вместе, или она одна мечтала об этом?..
***
Утро редко бывает добрым – это Максим уяснил давно, вот и сегодня начало нового дня не предвещало ничего сколько-нибудь хорошего. Яркие солнечные лучи пробивались через неплотно задвинутые шторы, раздражая его бедную голову, все тело болело – он опять уснул на узком и коротком диване в своем кабинете. В воздухе висел тяжелый запах виски и сигарет, где-то в глубине большой квартиры работал телевизор и плакал ребенок. Все как всегда – субботнее утро семейного человека. Максим устало поплелся в ванную.
Он уже стоял под ледяными струями живительного душа, постепенно обретая человеческий облик, и вдруг вспомнил вчерашний разговор с Вовкой и слова о том, что Даша вернулась. Усталость, недовольство и, чего уж греха таить, похмелье, исчезли в один момент. Даша вернулась! – интересно, какая она теперь?
Максим брился и напевал что-то себе под нос, в безрадостном прежде дне вырисовывались все более и более приятные перспективы. Гораздо проще жить, зная, что Даша где-то рядом, ездит по тем же улицам, ходит в те же места.
– Максим, идем завтракать! – позвала его жена, он даже не называл ее уже по имени – только безлично «жена».
– Иду, – проворчал он.
Жена, Ира, сегодня была что-то уж слишком тихой, но раздражала его, несмотря ни на что: ну неужели сложно взглянуть, наконец, на себя в зеркало и понять, что просто неприлично напяливать на свои растолстевшие формы старые вещи – он разве мало дает ей денег? И что за вульгарщина пить кофе со сгущенкой? – Даша предпочитала двойное эспрессо или капучино без сахара. И неужели трудно выключать свет в коридоре? – она же знает, как его это бесит.