Я уснула?
Мы оба уснули.
Прости.
Шутишь? Я прилетел в Лондон и спал с самой красивой девушкой в мире. Могу сказать это со всей серьезностью.
В лифте Сэм опустил меня на ноги, но медленно, прижимая к себе. Я скользнула по его груди, пока ноги не оказались на полу. Он обнимал меня за плечи, крупная ладонь властно обхватывала вторую руку с другой стороны. Я хотела спросить, сколько девушек он вот так носил. Сколько девушек теряли голову из-за его мускулистых рук и широкой груди, его честности и маленького шрама под губой. Со сколькими девушками он спал на траве или где-то еще.
К счастью, бабушка сменила тему.
— Я запланировала на сегодня Британский музей, — она кивнула, чтобы я шла за ней к столу. Я замечталась и взяла только кусочек хлеба и сыр. – А потом обед в «Harrods».
Сон – а еще вид из окна – пошел ей на пользу: она улыбалась в своей скромной манере и надела любимый красный кардиган от «Penney’s», а это означало лишь одно — ее настроение стало лучше.
Или это, или просто бабушка обожала строить планы. Кроме Рождества и Нового года, она открывала «У Джуд» ровно в полседьмого каждое утро и закрывала ровно в четыре. И между этим бабушка пекла пироги, принимала заказы, проверяла кассовые аппараты, разделывала и мариновала курицу в сливочном масле и паприке для жарки на следующий день, следила за свежестью всех порций салата и медленно готовила грудинку, пока я мыла тарелки, полы и убирала на столах. Мама готовила лимонад, чистила яблоки, персики и картофель, делала лимонный курд, а потом забирала остатки еды с обеда и уезжала по дороге в Монте-Рио, где каждый вечер одни и те же люди ждали единственный шанс нормально поесть.
Бабушка помахала кому-то за моим плечом, и я отвлеклась от сонных мыслей. Я предположила, что она позвала официанта, чтобы заказать кофе, но в ресторане раздался голос Лютера:
— Наши любимые дамы!
В их сторону обернулись посетители, девушки за соседним столиком заохали, глядя на проходящего мимо Сэма. Тяжесть всего моего волнения упала с груди в район желудка. Я знала, что увижу его снова – надеялась – но не думала, что это будет за завтраком и вместе с бабушкой, и раньше того, как я напомню Сэму молчать про рассказ о моем отце.
— Можно присесть? – спросил Сэм.
Он, видимо, спрашивал у меня, потому что на мгновение воцарилась тишина, а потом вмешалась бабушка:
— Конечно. Мы только сели.
Бабушка сидела напротив меня, рядом – Сэм. Она постелила салфетку на колени, улыбнулась ему, а потом Лютеру, который устроился слева от меня и тепло похлопал меня по колену.
Я набралась смелости и подняла глаза на Сэма. Его руки казались огромными – настоящий урок анатомии по мышцам, связкам и венам. Голубая футболка растягивалась на груди – лицо Боба Дилана от этого чуть исказилось. На левой щеке отпечатались линии, словно он пошел в ресторан, только поднявшись с кровати.
Несмотря на его утомленный вид, как и у меня, он встретил мой взгляд с ленивой игривой улыбкой, и я снова вспомнила, как прошлой ночью проехала по его телу, когда он опускал меня на пол. Я надеялась, что жар, вспыхнувший по всей коже, не был заметен на лице, потому что я чувствовала на себе бабушкин взгляд.
Сэм отвел глаза и кивнул, когда официант спросил, будет ли он кофе, а потом прижал ладонь к животу и пробормотал:
— Умираю от голода, — и отправился к буфету.
Девчонки за соседним столиком проводили его взглядами, приклеенными к спине, пока Сэм шел к столу с мясной и сырной нарезками. Я не могла их винить. Сэм Брэндис был красив.
Лютеру хватило одного кофе, он добавил четыре кубика сахара и щедрую порцию сливок.
— Надеюсь, вы проснулись с прекрасным видом из окна?
— Верно, — бабушка заерзала на стуле. Я знала ее достаточно хорошо, чтобы понимать: она уже отблагодарила мужчину и повторять снова не хотела. – Еще раз большое спасибо.
Лютер отмахнулся, поднял чашку к губам и подул.
— Женщины переживают из-за этого больше мужчин.
Я ощутила поднимающееся волной возмущение, заметила, что оно отражалось и на бабушкином лице. Она заставила себя вежливо улыбнуться.
— Хм-м.
Лютер посмотрел на меня.
— Эти двое задержались прошлой ночью, да?
В голове резко стало пусто.
Бабушка застыла и вопросительно склонила голову.
— Эти… двое?
Он перевел взгляд с меня на Сэма, пробирающегося к буфету.
— Наши внуки потеряли счет времени, — я была бы рада веселому смеху Лютера, если бы он при этом не уничтожал мою жизнь.
Бабушка пронзила меня взглядом.
— Серьезно.
Веселье Лютера заметно увяло.
— О. Ой. Надеюсь, я не создал проблем для Тейт, — произнес он. – Я чутко сплю и проснулся, когда Сэм пришел в три ночи.
«СПАСИБО, ЛЮТЕР».
Брови бабушки исчезли под челкой.
— В три?
Я прижала ладони ко лбу, Сэм вернулся с тарелкой, полной яиц, сосисок, картофеля, хлеба и фруктов. Я никогда не задерживалась дольше комендантского часа – одиннадцати часов – а бабушке и это казалось поздним.
— В три? – спросила у него бабушка. – Это правда?
Сэм медленно опустился на свой стул, растерянно оглядел стол.
— Что «в три»?
Это было ужасно неловко.
Бабушка пронзила его самым грозным взглядом карих глаз.
— Ты с моей внучкой проторчал на улице до трех утра?
— Ну, да, — ответил он, — но мы почти все время спали, — он опешил от усилившегося ужаса в бабушкиных глазах. – На газоне. Просто… спали.
Лицо бабушки из бледного стало розовым, потом красным, и Сэм, сжавшись, посмотрел на меня и громко прошептал:
— Я только все порчу, да?
— Да, — отозвалась я, мне хотелось забраться в свою же чашку чая.
— Тейт, — прошипела бабушка, — тебе нельзя оставаться с незнакомцами в саду отеля до трех утра!
Я вспомнила, как бабушка застала полуголыми нас с Джессом на кровати. Она прогнала его из дома кухонной лопаткой.
И как она нашла нас целующимися в машине, записала номер Джесса и вызвала Эдда Шульпа из полицейского участка. Он приехал и постучал по окну тяжелым фонарем, перепугав нас.
И как она обнаружила нас невинно лежащими на диване перед телевизором – едва соприкасаясь – и напомнила мне, что школьные отношения заканчиваются вместе со школой, потому что дальше ждет целый мир.
— Я знаю, бабушка.
— Неужели?
Лютер и Сэм опустили взгляды на скатерть.
Я стиснула зубы.
— Да.
* * *
— Тебе весело, солнышко? – спросила мама, и хоть я тысячи раз болтала с ней по телефону, в этот раз казалось, что мама действительно очень далеко. Я ощутила слабый укол тоски.
— Пока что да, — я взглянула на закрытую дверь ванной и понизила голос. – Мы тут всего день, а бабушка все еще придирается.
— То есть, — поняла мама, — бабушка напряженная и недовольная?
Я рассмеялась и села прямее, услышав, как смылась вода в туалете.
— Она в порядке. Мы собираемся сегодня в музей. И на обед в «Harrods». А потом на «Отверженных»!
— Знаю, ты очень хочешь в театр, но – Боже – «Harrods»! – она сделала паузу и быстро добавила. – Тейтер Тот, «Harrods» — это круто. Постарайся хорошо себя вести.
— Я хорошо себя веду!
— Вот и славно, — мама казалась не сильно убежденной. – И заставь бабушку купить себе что-нибудь эдакое, — что-то звякнуло на фоне – наверное, сковорода об плиту – и хоть я голодной не была, все же сглотнула слюну при мысли о домашней еде. Я быстро посчитала – дома сейчас полночь. Может, мама готовила что-нибудь себе перед сном в любимых шелковых бирюзовых штанах в цветочек и футболке «Я гордый художник».
— Сама скажи ей купить что-то такое, — ответила я. – Я не буду. Я и так прекрасно понимаю, как дорого обошлась эта поездка.
Она рассмеялась.
— Не переживай из-за денег.