— Я помню. Ещё когда впервые повстречал вас с маэстро в Швигебурге. Она тогда совсем маленькой была и дергала меня за уши, интересуясь, почему они такие большие для эльфа, — произнес «ловец удачи», не зная толком, что ещё сказать.
Храмовницы следовали за ними по пятам, но шпаги скрылись в ножнах.
— Думаю, инцидент исчерпан? — подняла одну бровь жрица, обращаясь к Тарду.
Убийца драконов обернулся.
— Конечно! — резко ответил гном. — Не пойму только, что вы за звери такие, если от вас свои же стремглав ломятся?
— Убирайтесь вон! — сверкнула глазами эльфка. — Путь свободен, но я этого так не оставлю. Попомни, гном!
— Как будет угодно вашему жречеству! — невозмутимо ответил Бритва и развязно поклонился.
Глава 2
«Прощаясь навсегда, прощают всё»
Король Сильвании, несменный с эпохи Сокрушения Идолов, Драйл Первый, сидел возле небольшого пруда в своем саду под сенью молодого вяза. Он был из почтенного рода, который занял трон как нельзя кстати, потому как прежние властители вели в своем непробиваемом консерватизме страну к верной гибели, а пресловутая Война Кинжалов была ими с треском проиграна.
Сильванийцы не любили переворотов, однако, в трагическую годину не было места для жалости, и в сопоставимости целей со средствами лесные эльфы могли посоперничать в цинизме со своими темными братьями по всем статьям. Только руки Драйла не были по локоть в крови, как полагали многие. Это был тот тип истового сильванийца, до мозга костей, который ратовал за разумную самобытность и культурное наследие. Высокий, статный, он не носил слишком длинных волос, а обходился прической чуть ниже плеч. Его глаза не были столь большими и яркими, как рисовали его на портретах, мутно-серого цвета и холодные, как лед. Всегда и везде. Длинный, прямой нос, высокие скулы и характерный подбородок — типичный обазчик эльфийских владыки тех лет.
Одевался немолодой уже по годам, но вполне молодой на вид государь довольно просто и даже на празднествах, баллах и приемах являл своим подданным образчик умеренности. Никто не видел его волос распущенными. Правитель недолюбливал старых негласных знаков, что сложились у сильванийцев давно, и по которым можно было судить о настроении обладателя прически. Драйл безуспешно пытался изжить все эти игривые штучки, но попытки привить парикмахерское искусство Ларона с треском провалились, так как панический ужас перед белыми эльфами и их генами, что еще блуждали в крови сильванийцев из южных областей, перешел от бича прошлой эпохи в трудноизлечимую паранойю нынешней. Конечно, никто теперь не отнимал у нянек маленьких детей, едва начинали пробиваться белоснежные волосы или открывались фиолетовые глазки, и потом не бросал в костер или топил в море. Однако все еще всплывали случаи, когда малышей роняли с седел во время прогулок будто бы случайно, а потом приходили к нему, если дитя было знатной фамилии, и лгали. В лицо. Лгали о своей скорби, хотя глаза светились радостью, ведь теперь при дворе улягутся нежелательные слухи. Лгали, что они безутешны, хотя, едва созывался балл, на них не было видно и следа траура не то что в лицах, хотя бы в одежде.
Он устал. Прошлая эпоха добавила ему морщин под глазами и седин, которые прятались где-то в глубине волос, стянутых на затылке в непритязательный хвост. В детстве Драйл был болезненным мальчиком и много времени проводил за книгами. Обладая, помимо начитанности, исключительными способностями и завидной проницательностью, он готов был отдать всё это своей родине. Однако от него потребовалось лишь немного искусства интриги, щепотку безжалостности, каплю изощренности и… Словно молотком выбив пробку из бочки в сильванийских погребах, он вмиг затопил рубиновой жидкостью из жил интриганов невзрачные и полные глупости кулуарные деяния. Схороненные, как казалось, глубоко, а на поверку с легкостью способные захлебнуться в сварах и мелочных склоках, даже не проливаясь за порог.
Король искал другого применения своему таланту и не находил его. Вот и теперь, в его закрытом ото всех саду, с искусственными ручьями, перекинутыми через них мостиками и клумбами, где он отдыхал от дел по ночам при свете луны, снова шум. Суета. Жрица из храма Сильвана ходит перед его, давно уставшими смотреть на мир, глазами, жестикулирует, что-то выкрикивает о поругании святынь, в которые давно не ходят сами эльфы, а только проезжие разевают рты и то больше оттого, что им не хватает воздуха взобраться по крутым лестницам к храму Сильвана под водопадом.