Обитателям лесов не было дела до дорог. Иногда казалось, что им вообще не стало больше ни до чего дела, с тех пор как был заключен союз с Феларом и Империей Заран. Постоянной крупной армии у Сильвании тоже не было, но это оказывалось вполне объяснимо, так как после эпохи Сокрушения Идолов на эти леса никто бы не позарился. Иногда сами эльфы и носу не казали в отдаленных районах. Ходили слухи, что природа там была более чем живой, по крайней мере в привычном понимании — наследие покинувших эти земли бормов. Часть их перебралась в Ран’Дьян, другие отправились в горы, где возвели на руинах прежней цитадели свою Заставу. Там они охраняли Аррахар — былого стража леса, который сошел с ума от пожарищ ещё первых войн восьми народов.
«Ловец удачи» подробнее ознакомился с лесами Сильвании, когда они с Киракавой странствовали по Материку. Старик был щедр на рассказы. Но пуще всех историй было созерцание шевелившихся, словно живые, чащоб неподалеку от Штерна, или подводных огней этого города-порта, которые зажигались в море с наступлением ночи.
Фениксу приходилось видеть и иную картину. Когда он был еще совсем маленьким, вместе с матерью, они однажды наткнулись на рощу, где не пели птицы, не шумел листвой ветер, а меж стволов гуляло лишь эхо, проносившееся по ведущей туда дороге. Оно то приближалось, то отдалялось, то звучало стуком копыт лошади, то плачем ребенка. Звук все время менялся, словно эхо само развлекало себя, вспоминая то, что слышало когда-то раньше. Тракт шел далеко в обход. Ведущие туда раньше дороги и тропы заросли травой лишь до какой-то определенной, незримой черты, а под сенью деревьев они продолжались, будто по ним до сих пор кто-то постоянно ходил или ездил. Деревья словно не хотели расти вблизи этого места, отчего оно было охвачено кольцом слабой зеленой растительности без цветов и кустарников. Рунэ’Ада ничего тогда не стала объяснять сыну, а старый учитель, когда мальчик задал ему вопрос, лишь сухо заметил, что в Сильвании иногда попадаются такие странные места, вблизи дорог, где остановилось само Время…
Смеркалось, когда обоз сворачивал с тракта к постоялому двору. Небольшое, слегка покосившееся здание феларского типа постройки здесь возвели недавно. Оно заняло место на небольшом поле, иссеченном колесами возов и телег, что оставляли здесь на ночь, посреди сожженных деревьев, торчавших черными кольями то тут, то там.
Пока повозки выстраивали в круг и разжигали костры, Бритва пошел к хозяину заведения договариваться о ночлеге. Карнажа, дремавшего на мешках, разбудила резкая тряска, когда они перебирались через канаву. Полукровка проснулся и тут же соскочил на землю, после чего, ёжась и отряхивая волосы, направился к кострам, чтобы хоть немного согреться. «Ловца удачи» как раз угораздило задремать под самый вечер, а вечера в Сильвании были довольно холодными, особенно этой осенью. О его лошади по счастью уже позаботились, а торбу с пожитками бросили к костру вместе с поклажей циркачей.
— Как выспался, Феникс? — послышалось за спиной.
— Маэстро?! — обернулся Карнаж, которому так и не дали дойти десяток шагов до костра.
— Дела-дела, с тобой даже словом перекинуться времени не было, — улыбнулся уже немолодой человек с копной седеющих, темно-русых волос. Глаза старого фокусника хитро прищурились. Морщины резко выделили непомерно длинный, вздернутый кверху нос. Под густыми усами обозначилась легкая ухмылка, которую на узком, вытянутом лице можно было назвать почти улыбкой. Он отсыпал себе понюшку табаку на тыльную сторону ладони и, втянув ноздрей, громко чихнул.
— Доброго здравия, — пожелал Карнаж.
— А! — маэстро махнул рукой, вытирая слезящиеся глаза. — Какое тут здравие? Пошли к костру лучше. Ты видел Нэй?
— Еще нет, — нахмурился полукровка.
— Что-то не так? Она никого к себе не пускает после того, как её из храма вызволили. Говорит, ей надо побыть одной.
— А Валекс уже беспокоится? — едко усмехнулся Феникс, вспоминая взгляд заргунского силача, которым тот его одарил возле Ротвальда, когда нес спасенную акробатку на руках. Сколько самодовольства, гордости за себя и еще много угадывалось в том взгляде, принадлежавшем человеку, которому явно не хватало ратных подвигов, а еще лучше — героических сказаний о своей персоне. Безжалостное время оставило ему только таутировку на лдевом плече в виде имперской цифры, состоявшей из двух значков «V» и «I».
— Он говорил, что видел, как ты с какой-то женщиной посещал Нэй в нашем фургоне.